И он принимается стаскивать мою одежду. Мне хочется о многом его спросить, по-женски залезть в душу, начать выспрашивать разные вещи, но я этого не делаю... Не в этот раз. Не сейчас, когда сердце стучит прямо у горла, и от нахлынувшего желания тяжело дышать.
... А потом Юлиан уходит, оставив меня расхристанной и абсолютно счастливой на своей постели, и я, лежа в блаженном упоении, замечаю большую коробку у письменного стола.
При близком рассмотрении она оказывается коробкой с новой детской коляской.
23 глава. Юлиан
Знаю, что слаб и веду себя, как дурак, только Катастрофа вся такая податливая... сладкая. От одной мысли о ней все во мне вспыхивает и искрит... Наверное, стоит потерпеть ее еще немного, пусть даже она и обманщица, сговорившаяся с моим пронырой-братцем, а там будь что будет. Пройдет же это однажды - всегда проходило! - и я снова стану свободен.
Уеду куда-нибудь подальше, брошу эти глупые игры в серьезного мальчика, на которые так несвоевременно подписался под давлением Адриана, - забуду об Эмили и пижоне Карле.
Забуду обо всем происходящем, как о страшном сне...
- Юлиан?
Приятель окликает меня, тронув за плечо. Я так глубоко задумался, что даже не заметил его появления...
- Привет, Юрген.
- Привет, приятель. - Он опускается на стул напротив меня и смотрит с чуть насмешливой полуулыбкой. - Расскажешь, зачем тебе понадобилась эта бумага? Как-то неожиданно, должен признаться... Ну, говори.
Мы с ним не в таких близких отношениях, чтобы рассказывать всю историю целиком, но объясниться все-таки стоит и потому я говорю:
- Бывший муж одной моей хорошей знакомой грозит ей судебным разбирательством по делу об опеке... Напущенный пижон, прежде заставляющий ее сделать аборт, а теперь неожиданно воспылавший отцовскими чувствами. - Боже неужели я говорю это вслух?! -Девушка не в лучших обстоятельствах... вот я и подумал... что такая бумага могла бы усмирить этого недоумка. - И спрашиваю: - Как считаешь, сработает?
Ощущаю себя полным болваном - Юрген, должно быть, так и считает. Стыдно за эту демонстрацию мягкотелости, которую, он, конечно же, легко примечает... Юлиан Рупперт просит за какую-то мамашу-одиночку, да еще о чем просит. Черт, я смешон как никогда в жизни!
- Должно сработать, если парень не полный кретин, - отзывается Юрген, подзывая официанта. - Только учти: бумага не липовая. Каждый бланк приходится регистрировать официально. Так что, как только парень угомонится - звякни, и я все приостановлю.
- Договорились.
Выдыхаю от облегчения, и делаю заказ с улыбкой на губах.
Не знаю, каким образом эта идея пришла мне в голову - все как-то расплывчато, словно под действием дурмана - знаю одно: этому пижону в идеально сидящем пиджачке меня не переиграть. Я ему просто не позволю... Даже если придется прибегнуть к экстренным мерам: таким, как липовое свидетельство на брак.
Я ему еще покажу, кто из нас круче - и это точно будет не он.
Осваивать премудрости нового дела тоже совершенно не хочется, но Адриан настроен решительно и который день кряду жужжит над ухом, подобно надоедливой мухе. Такое чувство, словно он ждет не дождется, когда сможет спихнуть на меня свою работенку... Верно, только и думает, что о своей благоверной Шарлотте с крикливым младенцем под боком.
Что ж, у меня тоже свои резоны: выставиться крутым перед бывшим своей Катастрофы будет ох как неплохо. «Неблагонадежный» мужчина вполне может изобразить благонадежного... Это не так уж и сложно, если подумать.
Ради триумфа можно и потерпеть... Особенно если триумф отмечен сексуальными женскими ножками, обвернутыми вокруг моей талии.
- Катастрофа! - Мы больше не говорим о важном, просто даем и отдаем с удвоенной силой.
- Юлиааан...
Мы откидываемся на подушки и глядим в потолок. Мне, определенно, нравится мириться... несколько раз кряду. В этом есть что -то особенно возбуждающее...
- Карл написал мне сегодня.
- О чем?
- Хочет поговорить без свидетелей. На это делается особый упор, как ты понимаешь, -поясняет Эмили, переводя внимание на меня. - Что мне ему сказать?
- Скажи, что без меня ты с ним видеться не будешь.
Беру длинную светлую прядь и накручиваю ее себе на палец. Эмили улыбается, прикусывая губу...
- Да ты собственник, кто бы мог подумать.
- Просто не люблю наглых пижонов.
- И все-таки, - улыбка ее стирается, делается едва заметной, ломкой, - что мы станем делать, Юлиан? Карл не отступится, я его знаю.
И я улыбаюсь:
- Зато ты не знаешь меня. Я тоже не люблю проигрывать...
- Да я как бы наслышана, - пожимает плечами Катастрофа. - От твоего брата в основном...
Упоминание Алекса заставляет нас обоих напрячься, и мы замираем на долгую минуту... Пока Эмили снова не произносит: - А это правда, что ты боишься бабочек?
- Я ничего не боюсь. Просто... не переношу этих отвратительных летающих червяков! -говорить о бабочках легче, чем о собственном брате.
- Значит, если я покажу тебе бабочку - ты... грохнешься в обморок? - решает уточнить маленькая обманщица, и я придавливаю ее к матрацу своим телом:
- Если ты покажешь мне бабочку, - произношу с предупреждением в голосе, - то напросишься на большие неприятности.
- Какие, например?
- Такие, что тебе и не снились.
- Расскажи, - просит она, обвивая мою шею рукой и притягивая ближе к себе.
- Уверена, что хочешь это знать?
- Я хочу знать о тебе все, - произносит она, а потом вдруг признается: - Я ведь люблю тебя, если ты не забыл.
Не забыл, но слышать такое снова... это как дышать под водой. Тебе заливает гортань и носоглотку, ты захлебываешься, пытаясь урвать хоть крупицу кислорода - а его нет. Ни единой молекулы... Только боль в груди и мысли о неизбежном.
- У тебя сексуальная попка, - это все, что я могу сказать на ее неуместное признание.
Так понятнее, да и попка у нее, действительно, сексуальная.
Катастрофа качает головой.
- Ты себе не изменяешь, - произносит она с едва слышным сожалением, и я отзываюсь:
- Люди вообще редко меняются. Разве ты не знала?
А потом делаю все, чтобы отвлечь ее от пустых разговоров. И только утром, не обнаружив, Эмили в постели, неожиданно пугаюсь: сбежала. Неужели снова сбежала? Подальше от Карла и его требований... Эта мысль первой приходит мне в голову и поднимает с постели, подобно пушечному выстрелу. Как есть, в чем мать родила, несусь в ее комнату и распахиваю дверь...
