И тогда появилась она, Кристина Хаубнер: вошла в мою палату на третий день после родов и засюсюкала над колыбелькой спящей Ангелики.
- Какая красивая девочка! Вся в маму, сразу видно. Просто картинка, а не ребенок... - И спросила: - Хочешь пожить у нас подругами? Дом у нас большой, и мы были бы рады приютить тебя на время. Что скажешь, согласна?
Я тогда даже имени ее не знала - вдруг она какая-нибудь похитительница детей! - только вариантов было немного, и я скрепя сердце согласилась. Все лучше, чем ничего! Поживу недолго, подумала я, а потом найду что -то более подходящее и съеду как можно скорее.
Тем более, что медсестры в больнице отзывались о новой знакомой только в положительном ключе: мол, прежде она работала у них акушеркой, вот и теперь нет-нет да захаживает. Хорошая женщина. Сошлась с двумя другими одинокими старушками и поживает в свое удовольствие, мол, мне у них должно понравится. Не пожалею, коли соглашусь.
Я и не жалела... до этого момента. Теперь как-то боязно стало: мне говорили, конечно, что этот Юлиан та еще редкостная сволочь, но, чтобы вот настолько. Сегодня я впервые столкнулась с ним вживую, и эта встреча мне не понравилась. Хотя на фотографии он выглядел преотлично: эдакий красавчик, у которого отбоя от девушек нет. Я, что уж душой кривить, постоянно на таких и западаю...
- Давай ребенка, - глубоко задумавшись, я даже вздрагиваю, когда Бастиан протягивает руки к малышке.
- Прости.
- Похоже, знакомство с объектом произвело на тебя неизгладимое впечатление, -улыбается парень, вскидывая брови. - Выглядишь испуганной.
- Такая и есть, - признаюсь на полном серьезе. - Он выставил меня за дверь, ты же слышал.
- Слышал. Скверное начало... Однако мы к этому готовились, разве нет?
Он прав: у турбобабуль целая доска с расписанным по пунктам планом последующих действий. Наверное, я зря впадаю в панику...
Фрау Риттерсбах еще в первый наш разговор на эту тему так и сказала: «Юлиан - твердый орешек, не сомневайся, но и мы сами не лыком шиты». Так чего я, спрашивается, раскисаю? Нельзя позволить первой же неудаче выбить почву у себя из-под ног.
- Она, должно быть, хочет спать, - обращаюсь к Бастиану, держащему Ангелику на руках.
- Давай я ее укачаю.
Он машет головой:
- Отдыхай, сам справлюсь. Потренируюсь на будущее... - и заговорщически мне подмигивает. Неужели они с Эрикой планируют завести ребенка? Почти готова спросить об этом, когда кто-то стучит в дверь, и мое сердце пропускает удар. Это ведь еще не Юлиан, правда? Прислушиваюсь... Нет, не он. Выдыхаю и улыбаюсь новому гостю.
- Привет, Алекс.
- Привет, «подсадная утка». - Он подходит и целует меня в щеку. Говорят, он шесть лет провел в инвалидной коляске, во что сложно поверить: сейчас он лишь немного прихрамывает при ходьбе, да и то значительно меньше, чем пару месяцев назад, когда мы увиделись с ним впервые. Не представляю, какая коляска могла удержать эту кипучую энергию, облаченную в человеческое тело. В этом он очень похож на бойких старушек, втянувших меня в данную авантюру... Мне нравится наблюдать их дружеское взаимодействие, такое, как сейчас, например: когда фрау Риттерсбах тянет у Алекса из рук тонкую тросточку черного дерева, которую тот носит скорее по привычке, чем из практической надобности, и замечает:
- Хватит уже строить из себя столетнего старичка, мой мальчик. Когда есть под рукой красивая девушка, сухая коряга, вроде как, ни к чему.
Она говорит о Стефани - эти двое практически неразлучны - поэтому в словах старушки есть определенный резон. Та как раз входит в комнату, улыбаясь каждому присутствующему... Замечает Бастиана и машет ему рукой. Но останавливается подле Алекса и берет его под руку.
- В чем дело? - недоумевает она, заметив обращенные на себя взгляды. - У меня лицо вымазано?
- Не бери в голову, - отвечает Алекс. - Просто кто-то считает тебя моим костылем. Стефани - я вижу это - стискивает пальцы Алекса чуточку сильнее.
- Я рада им быть, - произносит она совсем тихо, скорее для него одного, нежели для публики.
Я в смущении отвожу глаза: есть в этих ребятах что-то особенное. Их умение любить, должно быть, самоотдача, с которой они это делает, бескорыстие и нежность, от которых мне всегда не по себе. Я так не умею. По крайней мере, с Карлом у нас так ничего и не получилось... А теперь поздно и говорить.
- Итак, - фрау Риттерсбах выставляет на середину комнаты доску с расписанными пунктами нашего плана, - знакомство Эмили с объектом состоялось, и мы можем смело вычеркивать первый пункт. - Это она и делает с помощью черного маркера.
Алекс интересуется
- Как все прошло? - и я невольно морщусь, не в силах сдержать изобличающую мимику.
Он с пониманием качает головой, мол, мне очень жаль, милая Эмили, только не я ли тебя предупреждал. И вслух:
- Хорошо, что еще жива осталась. Должно быть, он пожалел тебя ради Ангелики. - И в сторону фрау Риттерсбах: - Вы уверены, что наш план сработает? - И заметив, должно быть, ее нахмуренные брови, как бы оправдывается: - Мне просто жаль мучить Эмили. Она, в конце концов, ни в чем не виновата.
Хайди Риттерсбах с надеждой глядит в мою сторону:
- Но она вовсе не против помочь нам, не так ли, милая? - спрашивает она.
И я, конечно же, подтверждаю ее слова. Я слишком многим обязана Кристине и остальным турбобабулям, чтобы теперь пойти на попятный. Хотя, не скрою, именно так и хочется поступить...
В этот момент разносится трель дверного звонка.
Мое сердце снова пускается в пляс... Остальные тоже подбираются, словно воины перед началом жестокой битвы. Кристина встает с дивана и манит меня за собой: теперь это точно Юлиан, а, значит, нам предстоит разыграть маленький концерт.
- Это он, - шепчет она мне, выглядывая в глазок. - Приготовься.
Так, главное не грохнуться в обморок: что-то я совершенно на нервах. Даже в затылке ломит...
- Добрый день, молодой человек, - произносит фрау Хаубнер, распахивая дверь. Окидывает Юлиана (а на пороге именно он) оценивающим взглядом и осведомляется: - Что-то продаете или как?
Слышу насмешку в голосе парня, когда он отзывается своим:
- Неужели я похож на торгаша? Не смешите меня, право слово. - И спрашивает: - Эмили Веллер здесь живет?
- Эмили Веллер? - абсолютно натурально удивляется Кристина. - Вы, что же, ее дружок? Тот самый, что заделал ребенка и бросил бедняжку в интересном положении? - Ее голос становится почти угрожающим. Ей бы на сцене играть, так здорово у нее выходит! - Если это действительно вы, - продолжает она, - то потрудитесь позаботиться о девочке с ребенком... По крайне мере, подыщите им хорошее жилье. Сегодня я пустила ее в последний раз: я, знаете ли, не в том возрасте, чтобы целыми днями выслушивать детское нытье. Голова просто раскалывается... - И кличет меня: - Эмили, тут безответственный папаша явился. Тебя ищет! Поторопись.
