Пауль нерешительно кладет руку на мое плечо.
Знаю, мне не следовало бы тебе об этом говорить, – продолжаю я свою маленькую исповедь, – но ты всегда такой не по годам смышленный, что хотя бы тебе я могу признаться в том, что у меня на сердце... Постоянное притворство изматывает меня. Прости, спасибо, что выслушал!
В тот вечер я читаю рассказы О. Генри и собираюсь хоть немного изменить свою жизнь.
10 глава.
«Знаешь, отчего хороша пустыня? Где-то в ней скрываются родники».
Итак, в моей жизни произошли коренные перемены... И у меня было такое чувство, словно сама судьба решила вмешаться и перекроить все мое существование на свой собственный, индивидуальный лад. Вот, к примеру, я никогда не собиралась становиться... домоправительницей. Да-да, слишком вычурное слово для простой уборщицы, я понимаю, тем более, что управляться мне предстояло лишь с пылью и мусором, но все-таки я стала ей... домоправительницей, или лучше было бы окрестить меня пылеуправительницей. Как знать...
Новая должность.
Новые перспективы! Ха.
Скажем так, работать у Вайсов мне даже нравилось, особенно после того, как я поняла, чего примерно от меня ожидали, а ожидали банальной чистоты и ничего более. В первый же день я познакомилась с Сюзанной и Моникой, теми самыми «вертихвостками», которыми была так недовольна предыдущая... домоуправительница, и мы легко нашли с ними общий язык, да и работы они не чурались, как можно было бы предположить по той же нелестной характеристике Хильдегард, поэтому мы с ними, на мой взгляд, составили неплохую команду.
В первое же мое рабочее утро Михаэль Вайс, стоя на пороге своего дома и «страшно спеша» на работу, как бы невзначай обмолвился, что его кабинет нынче похож на свинарник, и я догадалась тогда, что, чураясь прямых приказов, это он мне таким образом недвусмысленно намекает на тот фронт работы, который мне следовало бы избрать, как первостепенный. Возможно, это даже был некий тест, от прохождения которого зависела наша с моим новым шефом трудовая совместимость! Ого.
И вот мы с моими помощницами взялись за дело: скребли, мели, мыли, оттирали – и все это до тех пор, пока даже самый придирчивый зануда не смог бы найти ничего достойного упрека в этом строгом, но несколько захламленном рабочими вещами помещении.
И результат того стоил: когда я, едва удерживая на лице серьезное выражение, смотрела как представительный мужчина в дорогом пиджаке и галстуке лезет на стул и проводит пальцем по верху своего высоченного бюро, с которым, к слову, нам пришлось особенно повозиться, а потом расплывается в блаженной улыбке – именно тогда я и поняла, что тест на совместимость пройден! Этот чистюля и я просто созданы друг для друга... в рабочем смысле этого слова, конечно. Ничего более!
Я долгое время просил Хильдегард протереть пыль на этом шкафу, – провозглашает он, продолжая держать свой палец – к слову, абсолютно чистый, как вы догадались – поднятым вверх, словно некое священное знамя, – но она бессовестно уверяла меня, что там чище, чем в хирургическом кабинете, – тут следует непередаваемая игра бровями. – А между тем на меня сыпались хлопья пыли и паучьи иссушенные тельца – на которых у меня, между прочим, жуткая аллергия – и я был вынужден все это терпеть... Не самому же мне бегать по дому с тряпкой?!
Почему он не уволил эту самую Хильдегард точно так же, как обещал при необходимости сделать со мной, так и осталось для меня тайной. А мужчина торжественно заключил:
Чувствую, мы с вами сработаемся, Джессика! Я ведь могу вас так называть, не так ли?
Конечно, можете, уверила я его самым доброжелательным образом, а потом весь день ходила чуточку опьяненная этим простым признанием своих трудов, словно не просто банально навела чистоту в одной из комнат этого огромного дома, а сделала, например, открытие мирового значения в области медицины.
Эх, Джессика, Джессика... Я даже на полном серьезе рассматривала возможность благодарственного письма Ванессе, ну, не письма, конечно, но подойти и сказать банальное «спасибо» за предоставленное мне рабочее место, представлялось мне вполне правильным и логичным.
К счастью, в ближайшие пару дней я так этого и не сделала, случая не представилось, а потом я и вовсе поняла, что не душевная доброта и отзывчивость двигали названной особой, когда она так своевременно явилась на моем пути со своим рабочим предложением.
Так вот, в тот день я почти заканчиваю свою работу, когда Моника вдруг сообщает мне, что фрау Вайс (а между нами просто задавака) желает переговорить со мной, при этом моя помощница закатывает глаза, мол, снова та строит из себя знатную особу. Такой снобизм, к сожалению, был очень свойственен Ванессе... Я поднимаюсь наверх и стучу в дверь ее спальни. Сначала решаю было, что в комнате никого нет и что Моника ошиблась, назвав местом встречи данную комнату, но потом слышится приглушенная возня... и томный голосок девушки просит меня войти.
Как хорошо, что с некоторых пор я научилась быть неплохой актрисой! Все-таки верно сказал Шекспир: весь мир театр, а люди в нем – актеры. Итак, сцена: спальня юной нимфетки (относительно юной, но все же) в бежево-шоколадных тонах с мазками розового и голубого, слегка развороченная кровать – искуссно развороченная, никак специально постарались – и по центру два главных героя: молодой и прекрасный Доминик Шрайбер в распахнутой на груди рубашке со следами помады на шее и скулах (мне тоже эти скулы всегда нравились) и та самая юная нимфетка, хозяйка комнаты и сердца (судя по сюжету) молодого и прекрасного героя. Она, кстати, в мнимом порыве стыдливости стягивает на груди свою ярко-алую блузку и столь же «стыдливо» отводит глаза в сторону.
Прямо картина маслом! «Застукали» называется.
Едва минует первый шок от увиденного, как я ощущаю острый приступ неконтролируемой веселости, вызванный надуманностью данной ситуации, которая не может не веселить меня... Ванесса приложила столько усилий, чтобы уязвить меня посильнее – вон как сверкает глазищами из-под своей косой челки – а мне видите ли смешно... Она сама, того не осознавая , чрезвычайно смешна! А вот Нику далеко не смешно... Он мне не рад, это я могу сказать однозначно: он вообще в принципе мне не рад после возвращения в Германию, но в этот конкретный момент эта его нерадость какая-то особенно яростная. Как обычно пишут в романах: будь у него вместо глаз оптическая винтовка – убил бы на месте! Уж он-то меня, в отличии от Ванессы, видеть здесь не желал – конечно, прервала на самом интересном!
Знать бы только, чего эта девочка добивается? Хочет показать, что Ник ее собственность? Так я и не претендую. Забирай, пожалуйста. И не за чем выставлять меня этакой дурой...
Я навешиваю на лицо вежливую полуулыбку и невозмутимо осведомляюсь:
– Мне передали, что вы хотели меня видеть...
Да, именно так, – тут же щебечет эта «голубка», ослабляя хватку на своей блузке и демонстрируя мне кружевной бюстгалтер черного цвета. – Извини, Никки, – это уже в сторону нашего застывшего мраморной статуй героя, – я просто забыла, что Джессика должна была зайти на минутку.
