Она смотрит на выбитые в камне цифры и тихонько вздыхает.
Муж? – спрашивает она.
Я киваю головой.
Мой тоже тут лежит, – шелестит она еле слышно. – Вот уже пятый год пошел... Да и мне недолго осталось. А вот ты, – она вскидывает на меня подернутые печалью глаза, – ты другое дело, ты еще так молода, ты еще будешь счастлива, милая. Вот увидишь...
И похлопав меня по спине своей маленькой иссохшейся ладонью, она медленно побрела прочь, словно древняя весталка в обители печали. Я утираю слезы и смотрю на часы... Шесть. Мы с Ником договорились встретиться в половину седьмого и осмотреть его пустующую квартиру – он дал мне адрес только сегодня.
Когда я добираюсь до места, тот уже стоит у машины и ждет меня.
Парень, в которого я могла бы влюбиться!
Мы молча проходим по заледеневшей дорожке до подъезда, а потом поднимаемся в квартиру, встречающую нас гулким эхом и тишиной пустых комнат.
Сейчас здесь не очень уютно, – говорит Доминик, оглядывая прихожую, в которой мы сейчас стоим, а потом вдруг всматривается в мое лицо при ярком свете электрической лампочки и заботливо интересуется: – Ты плакала, Джессика? Что произошло?
Я пытаюсь ему улыбнуться, но мышцы лица упрямо не желают слушаться.
Я была на могиле Юргена, – отвечаю я просто, не имея желания изобретать отговорки. – Там очень холодно...
Доминик молчит, продолжая смотреть на меня своими необыкновенными глазами.
Я знаю, меня здесь не было, когда все это случилось, – произносит он наконец, – а после мы были не настолько близки, чтобы я мог спрашивать... Но я до сих пор так толком и не знаю, что случилось в тот день на дороге...
В тот вечер, – поправляю его автоматически. – Это было вечером... в ноябре шестнадцатого... дорога тогда заледенела намного сильнее, чем сегодня, и ветер был просто обжигающий...
Послушай, если ты не хочешь об этом говорить...
Я хочу об этом говорить! – выкрикиваю я почти неистово. – Я хочу рассказать тебе, – добавляю уже спокойнее. – Прости...
Ник выглядит несчастным, наверное, не рад, что поднял эту тему, но мне необходимо хоть с кем-то поговорить о случившемся, выплеснуть это из себя, как накопившийся в воспаленной ране гной, и этот мальчик не виноват, что я готова использовать его незнание и искреннюю обеспокоенность, как скальпель.
Иди сюда, – он тянет меня на старый продавленный диван, который стоит у стены в гостиной. Мы садимся, и Доминик накрывает мои ледяные пальцы своими теплыми ладонями... – А теперь расскажи, как вы оказались на дороге в такой жуткий гололед...
И я рассказываю, как нас постоянно заносило на дороге и как Юрген смеялся, уверяя меня, что переобул наш старенький «форд» в отличную зимнюю резину, которой этот гололед абсолютно не страшен, да и водителем он был хорошим, так что я даже расслабилась и стала отзываться на шутки мужа, предвкушая отличный вечер.
А потом на светофоре – мы едва успели отъехать – в нас на всей скорости въехала огромная фура, прямо со стороны Юргена...
Как это произошло? Шофер не справился с управлением?
Это было быстро, – шепчу я только, ощущая жизнь в отмороженных пальцах, которые Доминик отогревает своими ладонями, словно замерзших мотыльков. – Быстро и стремительно, – я слегка ему улыбаюсь. – Мгновение – и вот их больше нет...
Я говорю «их», ощущая горький привкус горечи, обжигающей горло, как кислотой.
Разве с вами в машине был еще кто-то? – следует резонный вопрос.
Ну да, он, похоже, не знает про Карла...
Только я, Юрген и Карл, – отвечаю я тихо, впитывая его удивленный взгляд.
Карл?
Карл был вот здесь, – прижимаю руку к своему животу. – Он умер, так и не родившись...
Ник этого не знает: потрясение и боль написаны на его лице большими размашистыми мазками. Теперь уже я осторожно поглаживаю тыльную сторону его ладони, наслаждаясь бархатистой нежностью тонких запястий...
Я не знал этого, – отзывается он глухим голосом, смотря на мои пальцы на своих руках. – Мне очень жаль, Джессика... Я, действительно, не знал. Как ты все это пережила? – вопрошает он после недолгого молчания. – Как ты можешь продолжать улыбаться?
А я и не улыбалась, – признаюсь я честно. – Долгое время думала, что вообще забыла, как это делается... Но с некоторых пор ( с тех самых, как вернулся ты, хочется добавить мне) я поняла, что снова могу это делать.
То ли Доминик умеет читать мои мысли, то ли это просто мои беспочвенные фантазии, только он вдруг касается моей щеки и слегка проводит по ней подушечкой большого пальца – эта скромная ласка отзывается тихой вибрацией во всем моем теле. Становится жарко, несмотря на ледяной воздух в комнате. Мне кажется вдруг, что я могла бы сидеть так вечно: пустая, холодная комната, голые стены, а в центре – Доминик, держащий меня за руку, и ничего больше не нужно для полного... счастья? О, боже, это невозможно.
Едва эта мысль успевает свить маленькое гнездышко в глубине моей души, как Доминик вдруг отстраняется и деловито интересуется:
Так как тебе квартира? Нравится?
Да, думаю, да, – отзываюсь я утвердительно, хотя толком ничего и не видела. Да, мне нравится если и не сама квартира, то ее хозяин, определенно, мысленно добавляю я. Потом спешно прохожусь по пустующим комнатам и снова произношу «да». А Доминик добавляет, что я могу, конечно же, оформить здесь все по моему собственному вкусу, в этом плане у меня полный карт-бланш.
Прощаемся мы у машины, окутывая друг друга морозными всполохами пара при каждом сказанном слове... Мне не хочется прощаться – он не спешит уходить. Почти как в тот вечер у автосервиса... Мы просто медленно леденеем, не смея поделиться своим теплом друг с другом, пока наконец не решаемся расстаться.
Тем же вечером я сообщаю детям о нашем переезде, и всю последующую неделю мы активно пакуем коробки, сортируя массу накопившихся за все прожитые здесь годы вещей.
Хелена, узнав о предложении сына, пораженно ахает: она и не знала, что Гюнтер подарил Доминику квартиру и то, что эта квартира находится почти у нее под боком, она не знала тоже.. Называет сына молчуном и зазнайкой.
Впрочем сейчас он стал чуточку мягче, ты не находишь? – любопытствует она тут же с надеждой в своих искуссно подведенных глазах.
Мне хватает ума не выказывать свое смущение слишком явно, маскируя оное укладыванием в одну из коробок плеяды своих любимых книг.
Да, мне тоже так показалось, – бубню я невнятно. – Возможно, ему просто нужно было время, чтобы освоиться на новом месте...
Может, и так, – соглашается Хелена, – только сердце мое так и не лежит к этой Ванессе Вайс. Что он в ней вообще нашел?
Любовь не выбирает, Ленни. Откуда нам знать, что является лучшим для него...
