Здорово, – провозглашает моя дочь, скручивая волосы в крепкий жгут и скрепляя его на затылке, – в таком случае берусь за готовку, а вы можете... ну, например, прибрать постель...
Упоминание постели заставляет Доминика вскочить на ноги и пробормотать:
Прости, думаю, мне не стоит оставаться на завтрак... Неловко садиться за стол в таком виде, – он указывает на свою измятую одежду, – да и просто...
Ник! – его слова прерывает восторженный вскрик Элиаса, котрый как был в пижаме выскакивает из комнаты сестры и повисает у парня на шее.
Привет, парень! – Ник удобнее подхватывает мальчика за ноги.
Мы сегодня опять будем есть мороженое? – c надеждой в голосе осведомляется тот, заглядывая собеседнику в глаза.
Нет, мой милый, – решаю я спасти Доминика от допроса, – сегодня вы будете есть французский омлет с салатом,– хмыкаю я неловко, – а пока дяде Нику надо привезти себя в порядок и принять душ...
Да, ты сегодня воняешь! – честно выдает ребенок, морща нос.
Извини, парень, такого больше не повторится! – говорит ему Доминик, спуская мальчика на пол. – Джесс, я лучше пойду, – теперь он обращается ко мне, – правда, как-то неловко вышло...
Куда ты пойдешь? – поспешно интересуюсь я. – Вчера ты сказал, что со всеми и всюду перессорился, – я многозначительно улыбаюсь. – Не глупи, мы будем рады твоей компании. Хотя бы во время завтрака...
Отпускать его не хочется абсолютно, надеюсь, что и ему не хочется уходить...
Можешь воспользоваться голубым халатом, – инструктирую я парня, отправляя его в ванную, – он мой... и чистый, – решаю присовокупить я. – Если хочешь, могу дать чистую футболку и джинсы...
Ник окидывает себя оценивающим взглядом и утвердительно кивает. Ни один из нас ничего не говорит о том, чьи это могут быть вещи, но по лицу Доминика я понимаю, что эта мысль проносится и в его голове... Я отправляюсь в дальнюю комнату, на время ремонта заменяющую нам склад, и выуживаю из-под завалов коробку с именем мужа на крышке: мне не хватило решимости избавиться от всех его вещей разом и я сохранила несколько футболок и джинс как память о нем. Казалось кощунством выбросить все его вещи в одночасье, словно такого человека, как Юрген Керрнер, и не существовало вовсе...
И вот я намерена поделиться этими вещами с мужчиной, который занял место мужа в моем сердце...
Я подношу чистые и отглаженные вещи к своему лицу, словно пытаясь вернуть память о мужчине, которого когда-то любила, но ощущаю лишь еле заметный цветочный аромат ополаскивателя и... ничего более. Эти вещи обезличились, стали просто грудой одежды, за которой уже никто не стоял.
Я уже и забыла, когда за завтраком в нашем доме бывало так весело: Ева приготовила отличный омлет, который все мы наперебой расхваливаем, Элиас же продолжает вспоминать «мороженный турнир», и Ник обещает ему повторить нечто подобное, только теперь еще и в компании Томми. Все почти как прежде, когда еще не было той злополучной аварии и сиротливого стула слева от меня, который никогда не давал нам забыть о том, что мы с детьми потеряли. Но теперь на этом стуле сидит Доминик в слегка нескладно сидящей на нем одежде Юргена, и мы ощущаем странное воодушевление – я замечаю его в каждом из нас. Одним словом, это завтрак счастливых людей, не больше не меньше!
Из раздумий меня вырывает голосок дочери, сообщавший Нику о том, что сегодня у нас по плану поклейка обоев и лишняя пару рук нам бы точно не помешала.
Ева! – спешу возмутиться я. – Мы не можем заставлять человека с похмельной головой заниматься поклейкой наших обоев. Справимся сами...
Дочь, похоже, не воспринимает мое возмущение всерьез, поскольку тут же восклицает:
Неужели мой шикарный завтрак не достоин толики благодарности?!
Благодарностей уже было более чем достаточно, – возражаю я ей.
Но я правда, хотел бы вам помочь, – вмешивается в наши пререкания Доминик. – Ева права, лишняя пара рук никогда не помешает...
… лишь бы эти руки росли из правильного места! – дерзко обрывает его моя беспардонная дочь.
Ева! – вскрикиваю я смущенно. – Где твои манеры?
Она улыбается мне покаянной улыбкой и говорит, обращаясь к Доминику:
Уверена, твои руки растут из правильного места, просто шутка показалась уместной.
И они оба так заразительно смеются, что просто невозможно не последовать их примеру и не присоединиться к общему веселью.
Этот радостный настрой сохраняется весь этот длинный обоепоклеивательный день, который прерывает лишь краткий визит Пауля... Ник как раз мажет раскатанный кусок обоев клеем, когда Пауль входит в комнату и вдруг замирает, заметив брата с кисточкой в руках. Они обмениваются хмурыми взглядами, а потом Пауль быстро говорит:
Я вижу, вам сегодня моя помощь не нужна... к счастью. У меня наметились кое-какие дела, уж извините. – И уходит так быстро, что Ева даже обиженно сопит, что лишь подтверждает мои предположения на счет ее чувств к брату Доминика.
К вечеру, когда мы радостно обозреваем плоды своего совместного труда, Ева шутливо замечает:
Тебе, Доминик, повезло, что мы не выбрали обои с розовыми единорожками!
О, да, – отзывается он в тон девочке, – не думаю, что смотрелся бы достаточно мужественно в комнате, полной розовых единорогов.
Зато здесь и сейчас ты смотришься достаточно гармонично!
Мы все неловко замолкаем – подтекст слишком очевиден для каждого, и Ник, не решаясь поднять на меня глаза, говорит, что ему пора уходить. Прощаться с ним кажется чем-то неправильным, это словно отсекать важную часть своего тела или вырывать здоровый зуб, но он быстро машет нам рукой и выходит за дверь. Но ровно через минуту снова появляется на нашем пороге: он забыл про брошенную около бара машину. В итоге мы выходим из дома вместе и продолжаем неловко молчать всю первую половину пути, пока Доминик наконец не произносит:
Я не совсем хорошо помню, что вчера говорил и как себя вел, но в любом случае еще раз прошу за это прощение.
Я помню только сегодняшний день, – отвечаю я Доминику, не отрывая взгляда от дороги. Мне хочется помнить только сегодняшний день и потому это не является ложью...
Сегодня был хороший день! – соглашается он со мной. – Мне было хорошо с вами.
А нам было хорошо с тобой...
Он смотрит на меня не отрываясь, я ощущаю это каждой частичкой своего тела. Что еще хочет он рассмотреть во мне, кроме любви, уже поселившейся в глубине моего сердца? Неужели он не видит ее в каждом моем ищущем взгляде, обращенном к нему, в каждом трепетании пальцев в процессе нашей дневной работы? Неужели он не видит всего этого...
Значит увидимся? – произносит он, выходя из машины в морозный морок вечера.
Возможно, завтра, – отзываюсь я с надеждой. – У тебя дома...
