Он хмуро глядит на меня из-под своих странно насупленных бровей и произносит:
Это не мой дом, Джессика. Мой дом где-то в другом месте... – Потом захлопывает дверь, и я остаюсь одна.
Глава 16.
«Подлинные чудеса не шумны. И самые важные события очень просты».
Если жизнь – это постоянное чередование черно-белых полос и хорошее непременно соседствует с плохим, то в этот понедельник я могла убедиться в этой истине на собственном опыте... еще один дополнительный раз. Если уж всей моей прежней жизни для подтверждения данного факта было недостаточно...
А началось все с того, что в этот понедельник, все еще окрашенный для меня воспоминаниями о вчерашнем дне, Ванесса Вайс, дочь моего работодателя и... невеста моего возлюбленного по совместительству, подкарауливает меня на выходе из чуланчика, в котором я только что переоделась в рабочую форму, и устроивает мне настоящую «черную полосу» во всей ее неприглядной «красоте»...
Так вот, я распахиваю дверь чулана и едва не налетаю на названную особу, которая, сложив руки на груди, сверлит меня ненавидящим взглядом. Я мгновенно понимаю, что ничего доброго от этой встречи ждать не приходится: похоже, она знает не только о том, где провел прошлую ночь ее жених, но и о моих чувствах, как любая другая женщина, она, конечно же, догадывается тоже – чувства же Доминика ко мне ей давно известны. Я даже не сомневаюсь в этом, а в наличии оных я могла буквально вчера наглядно убедиться...
Могла бы не утруждать себя переодеванием, – зло улыбается она мне, вталкивая опешившую меня назад в распахнутую дверь чуланчика, – ты все равно уволена!
Мне бы следовало ожидать чего-то подобного, но мне казалось, добрые отношения с ее отцом гарантируют мне рабочее место в их доме.
На каком основании? – интересуюсь я спокойным голосом, сама же удивляясь собственной невозмутимости.
На каком основании? – повторяет она саркастически. – Может быть, на основании того, что ты мерзкая воровка чужих женихов, – смешок, – или бессовестная стерва, готовая на все ради теплого местечка в жизни, а, может, – она суживает глаза и тычет в меня наманикюренным пальцем, – мне просто надоело твое лицо, постоянно мелькающее по всему дому. Выбирай любое основание, которое тебе больше по вкусу!
Странное дело, ее слова не вызывают во мне ни агрессии, ни элементарного раздражения... В ней говорит ревность, понимаю я с абсолютной ясностью, нельзя судить человека за ревность, даже за убийство в состоянии аффекта дают меньший срок, а девочка определенно себя не контролирует.
Жаль терять хорошее место... а оскорбленное достоинство как-нибудь перетерпит, тем более, что ни воровкой, ни тем более бессовестной стервой я себя не ощущаю.
Я думала, – продолжает кипятиться девушка, – что если стану держать тебя под присмотром и тем более если покажу Нику, какая ты жалкая в этом своем рабочем платьице – служанка в его доме! – то он и думать о тебе забудет. Но мужчин иногда не поймешь...
Это признание вызывает во мне улыбку... Так вот в чем все дело, думается мне с удивлением: держи друзей близко, а врагов еще ближе... И если уж Ванесса с первого же дня ощущала во мне угрозу, значит... тому были причины. Доминик, вздыхаю я мысленно, дорогой и любимый мой мальчик! Все эти годы ты, действительно, любил меня, потому-то и страшился так нашей встречи... потому был так холоден и отстранен, понимаю я не без трепета.
Защищался...
Не вышло.
Ты никогда не сможешь их понимать, – говорю я Ванессе, – если будешь относиться к ним как к вещам, – она так тяжело дышит, что мне даже чуточку страшно за нее. – Ты говоришь, я хочу украсть у тебy жениха, но разве он вещь, чтобы я могла это сделать? Я не воровка.
Лгунья! – шипит она мне в лицо. – Он отдал тебе свою квартиру, а потом ты потребуешь и его самого...
На квартиру подписан договор аренды, и я ежемесячно за нее плачу.
Мизерную сумму!
Это не тебе решать, а Доминик посчитал эту сумму достаточной...
– А ты и рада обвести вокруг пальца наивного мальчика, – полувыкрикивает-полувыдыхает Ванесса. – Думаешь, охмуришь его и дело с концом... Думаешь, ему нужна такая старуха, как ты?! Да это просто смешно... Перебесится и забудет, – она ловит мой взгляд и безжалостно добавляет: – Особенно если дашь ему то, чего ему так хочется. – Тут она окидывает меня пренебрежительным взглядом и жестко изрекает: – Впрочем я не понимаю, чего тут можно хотеть, но мужчин, как я и сказала, иногда не поймешь...
Эти ее слова, как удар ниже пояса, больно ударяют по мне: не я ли сама постоянно твержу себе нечто подобное... Может ли быть будущее у наших с Домиником чувств? Не слишком ли я стара для него?
– Извини, Ванесса, – говорю я девушке заступающей мне дорогу, – не ты меня нанимала на работу, не тебе меня и увольнять!
Да кто ты вообще такая.., – начинает было она, но я уже выхожу из чулана и иду в сторону холла – она идет за мной следом, веля мне убираться прочь из ее дома.
И тут на леснице показывается встревоженное лицо ее отца, и девчонка враз прикусывает свой язычок.
Что здесь происходит? – осведомляется Михаэль, грозно сведя солидного размера брови.
И мы обе на секунду замираем, словно нашкодившие дети, а потом Ванесса эмоционально сообщает отцу, что увольняет меня, и я вольна идти на все четыре стороны. Примерно так...
Брови Михаэля Вайса становятся еще чуточку насупленнее.
И за что ты ее увольняешь, позволь мне поинтересоваться? – снова вопрошает он тем же грозным голосом.
Я было пугаюсь худшего, но увидев замершую с выпученными глазами противницу, вдруг отчетливо понимаю, что она никогда не посмеет самолично признаться в том, что ее собственный жених может променять ее, принцессу семейства Вайс, на какую-то... домоправительницу.
Расчет верен: девушка несколько раз открывает и закрывает рот, словно выброшенная из воды рыба, а потом выдает невразумительное «просто так, мне она просто не нравится», и ее отец, кажется, темнеет лицом еще больше...
А меня Джессика всем устраивает, – изрекает он величественно, словно патриарх на судейском седалище. – И мне недосуг накануне праздников искать новую работницу, которая может оказаться и в половину не так хороша, как эта. Так что будь добра, дорогая, уйми эти свои беспочвенные антипатии и лучше займись делом, – он указывает в сторону гостинной. – Ель уже три дня как установлена, а ее украшением ты так и не озаботилась – это, между прочим, твоя обязанность.
От обиды и разочарования лицо девушки вытягивается, превратившись в восковую маску.
Я твоя дочь, – лепечет она еле слышно, – а ты променял меня на какую-то служанку. – А потом громче добавляет: – Да плевать мне на эту вашу елку и на все остальное плевать тоже! Пусть она хоть вообще летит ко всем чертям.
