Это уж слишком! Я так резко вскакиваю со стула, что фужер с шампанским опрокидывается на скатерть. Все головы поворачиваются в мою сторону, и я, неловко извиняясь, пулей вылетаю из комнаты...
Извините, пойду узнаю, не нужна ли Джессике помощь, – слышу я за спиной голос Пауля, и вот он уже в два счета догоняет меня и вталкивает в двери гостевого туалета.
Что ты вообще творишь?! – злобно шиплю ему в лицо, пытаясь оттолкнуть руки, зажавшие меня в кольцо. – Думаешь, Доминик не разгадает твои неумелые манипуляции?
Пауль смеривает меня все тем же дерзким взглядом и хватку не ослабляет.
По-моему, очень даже умелые, – шепчет он, снова заправляя мне за ухо выбившуюся прядь волос. – Вот увидишь, он это оценит...
Не знаю, оценит ли весь этот «цирк» Доминик, но лично я сыта им по горло.
Не надо меня трогать, хорошо! – отталкиваю я его руку. – Здесь нас никто не видит, вот и прекрати этот балаган. Чувствую себя совратительницей малолетних, – в сердцах добавляю я.
Парень продолжает смотреть на меня с лукавой полуулыбкой, словно знает нечто такое, что доступно только ему одному, а потом загадочно произносит:
А теперь постарайся не убить меня, хорошо? – хватает меня за бедра, прижимая к себе. В ту же секунду распахивается дверь...
О, я, кажется, забыл запереть дверь, – произносит Пауль спокойным голосом, не выдающим ни йоты его внутреннего волнения. Хотя я стою достаточно близко к нему, чтобы почувствовать быстрый перестук его сердца!
Повернуться и посмотреть, к кому обращены эти слова, сил нет абсолютно... Чувствую, как горят щеки и как отчаянно хочется провалиться сквозь землю!
Не будем мешать! – продолжает между тем Пауль и выводит меня вон, словно послушную марионетку.
Пожалуй, это я вам помешал, – скрежещет зубами Доминик – ну, конечно же, это он! – провожая нас негодующим взглядом. На самом деле я всего этого не вижу, потому что от стыда не могу поднять головы... Но Пауль живопишет мне все это в самых мельчайших подробностях, едва мы оказываемся вне поля зрения его брата, и тогда я бъю его кулаком в плечо... Бъю так сильно, что он отшатывается от меня к стене! Глаза большие и испуганные.
Я не просила тебя этого делать! – почти ору я, не заботясь о приличиях. – И ты не имел права вытворять все это... Мы делаем ему больно... он этого не заслуживает...
Слезы начинают течь из моих глаз, размазывая подводку, и я едва успеваю их смаргивать.
Слушай, – осторожно говорит Пауль, явно шокированный моей реакцией, – я лишь хотел как лучше... Ты же видела, он сидел с этой Ванессой как ни в чем не бывало... Небольшая взбучка ему не повредит!
Этого больше не повторится, – тычу я в него пальцем. – Никогда!
Хорошо, – соглашается тот покорно и начинает рыскать по карманам в поисках салфетки.
Туда я тоже больше не вернусь, – говорю ему жестко, как проштрафившемуся пажу, – пойди и скажи, что у меня что-то с желудком... Скажем, желудочный грипп или еще что похуже. Мне все равно, – не могу смотреть на него. – Я буду ждать в машине, приведи моих детей. И еще, – торможу парня на полпути, – скажи матери, что мне так плохо, что я никого не хочу видеть! Даже ее.
Пауль кивает головой – и вот мы уже едем домой, оставив позади весь этот отвратительный и абсолютно несносный вечер.
Глава 18.
«Он не ответил ни на один мой вопрос, но ведь когда краснеешь, это значит «да», не так ли?»
На следующий день у меня выходной, и я весь день сижу дома с книжкой в руках; Хелена звонит узнать о моем самочувствии, и я вру, что меня постоянно рвет... Хочу отбить у нее охоту навестить меня. На душе так тоскливо, что хоть волком вой... Я скучаю по Доминику. Я боюсь, что потеряла его, даже толком и не имея.
А потом вдруг раздается звонок в дверь, и мое глупое сердце замирает ровно на долю секунды, после чего пускается в бешеный, безудержный галоп, словно уже знает, кто нажимает на кнопку звонка. Я распахиваю дверь настежь...
Там стоит Доминик... немного другой, даже чуточку непривычный, но все же он: все то же красивое лицо, слишком совершенное, чтобы быть настоящим, все те же завораживающие голубые глаза под тенью черных рестниц, но нынче эти глаза какие-то блеклые и словно полинявшие, с беспредельной усталостью в уголках...
Сердце невольно бъется сильнее, словно в него вкололи дозу адриналина, даже дышать становится тяжело...
Доминик, – произношу я как можно спокойнее, хотя хочется взвиться юлой и заключить этого упрямого мальчишку в объятия. Чего только мне стоит это кажущееся спокойствие...
Мы можем поговорить?
Голос тихий, почти неживой. Как же его однако пробрало... Горло сдавливает так сильно, что даже свое «конечно, проходи» я продавливаю почти через силу, покосившись на своего жданного – ох как жданного! – гостя, не заметил ли он этого. Не заметил – слишком поглощен своими ботинками.
Ник! – восклицает Элиас, вбегая в прихожую со скоростью ракеты и повисая на Доминике, словно обезьянка. – Ты пришел в гости? Я по тебе скучал...
Лицо моего гостя делается смущенным и немного более живым от прилившей к нему крови... Он глядит на меня, на Еву, безмолвно застывшую на пороге, и наконец произносит:
Я тоже по тебе скучал... и не забыл про наш уговор.
Тот рад этой маленькой как бы тайне, и потому начинает канючить:
Ты сыграешь со мной в «Монополию»? Я получил ее в подарок на Рождество...
Доминик смущенно переминается с ноги на ногу.
Я бы сыграл, – отвечает он моему сыну, – но сейчас мне надо поговорить с твоей мамой...
Он настолько трогателен в своем смущении, что, да, признаюсь, я немножко любуюсь им и потому не особо спешу на помощь, но тут, к счастью, Ева произносит:
Давай я с тобой поиграю. Я просто монстр Монополии... Вот увидишь, разделаю тебя под орех!– И она, схватив брата в охапку, скачет с ним по дому в свою комнату, где тот радостно верещит, как все та же маленькая мартышка.
Хочешь чаю? Или кофе? – спрашиваю я, чтобы разрядить наконец ватную тишину, в которую мы неожиданно погрузились. Нужно разорвать ее, пока она не поглотила нас целиком...
Нет, ничего не хочу... только поговорить...
Тогда пойдем ко мне, там нам никто не помешает. – И я веду его в свою комнату, по дороге пытаясь припомнить, все ли там в порядке... по-девчачьи чувствуя внутреннее волнение от мысли, что вот он, любимый мною мужчина, окажется в моей спальне. Глупость какая-то! Я давно не девчонка, а в спальне у меня всегда идеальный порядок ( еще бы и в голове царил подобный же, но, нет, мысли с такой скоростью мятутся в моем сознании, что там явно должен произойти какой-нибудь критический для разума сбой).
Мы входим и словно по команде останавливаемся посреди маленького, пушистого коврика около кровати... Дивана здесь нет. Мы молчим... Минуту, две, три – долго, как мне кажется, а в голове одна-единственная мысль: «поцелуй, поцелуй меня снова».
