Очень умно! – Ева обнимает меня. – Но ты же знаешь, я не против... Папа любил тебя и желал самого лучшего, – она отстраняется с грустной улыбкой.– Доминик – твое лучшее сейчас! И, нет, я не против... спокойной ночи!
И когда она с этой своей взрослой полуулыбкой на губах снова садится у телевизора, а я стою, словно Алиса в каком-то немыслимом Зазеркалье, дочь вдруг добавляет:
Ты сейчас даже пахнешь Ником! – тихий смешок. – Не то чтобы я, действительно, знала, как он там пахнет, но ты определенно не пахнешь моей мамой, а значит.., – еще один тихий смешок. – Ник пахнет карамелью! – и она одаривает меня кривой полуулыбкой, даже не представляя, какое душевное смятение пораждают во мне ее слова.
Моей дочери четырнадцать... моя дочь почти взрослая. А я влюблена в парня моложе себя на десять лет! Влюблена в сына моей лучшей подруги, что еще важнее... На ватных ногах я прохожу на кухню и залпом выпиваю стакан воды... И этот парень ждет меня в моей спальне, в моей кровати...
Пора возвращаться. Я ведь не боюсь, правда? Совсем нет. Ни чуточки.
Подумаешь руки трясутся... нервы абсолютно негодные в последнее время... И Доминик тут абсолютно не при чем!
Вот именно, не при чем. Под такой внутренний монолог я и переступаю порог своей комнаты, в которой продолжает гореть приглушенный свет торшера у стены и в которой на моей кровати впервые за долгое время снова лежит мужчина. Диван в гостинной не считается...
И этот мужчина не шевелится...
Нет, он не спит, я абсолютно уверена в этом – слишком скованная поза для спящего, но он и не шевелится. Одежда аккуратно сложена на моем стуле у стены – просто отрада для глаз перфекциониста – так что я невольно улыбаюсь... и расслабляюсь. Никогда не раздевалась в присутствии чужого человека, кроме Юргена, конечно – он был единственным, перед кем я могла обнажиться, как физически, так и душевно, он был моей скалой, моей опорой, моим всем...
Стягиваю одежду, расстегиваю бюстгальтер и тихонько проскальзываю в ночную сорочку, не самая изысканная вещь, если говорить честно, мужчину ей не соблазнить, планировала бы заранее эту ночь – купила бы что-нибудь посексуальнее. От этих мыслей у меня даже пальцы на ногах поджимаются – давненько со мной такого не бывало. Это все тело в моей постели виновато... тело Доминика, красивое тело Доминика, которое я дважды видела обнаженным, и оно было прекрасно.
Пальцы на ногах поджимаются еще чуточку сильнее... это от холода, конечно! Хватит тут стоять и предаваться размышлениям: решительно откидываю свой край одеяла и юркаю в привычное тепло постели, прогретой мужским присутствием. Как же быстро возвращаются все эти, казалось бы, забытые воспоминания... осталось только прижаться к любимомому теплому боку и почувствовать сонное объятие, каким обычно награждал меня Юрген...
Стоп, Юрген мертв! Осторожно прижимаюсь к спине Доминика, который неподвижнее мраморной статуи. Спит ли? Уверена, что нет.
Робко, с грацией истинной скромницы, вновь кладу руку ему на грудь и чувствую быстрое биение его сердца. Не спит... Боже, я чувствую себя такой юной, словно девствнница на первом свидании! Вспомнилось, как я ошалело пялилась на грудь Ника три года назад при нашем первом знакомстве и как до ломоты в пальцах хотелось проверить твердость его мышц своими руками... Глупость несусветная, но иногда прекрасные картины хочется не только лицезреть, но и ощутить шераховатость холста подушечками своих пальцев.
… Тело под моими пальцами идеально гладкое. Сама не знаю, как моя рука оказывается под футболкой Доминика... я лишь утыкаюсь носом в уютное тепло его спины и еле слышно шепчу: « я люблю тебя, я так сильно люблю тебя», и мои пальцы продолжают рисовать круги на атласе его кожи.
Что ты делаешь, Джесс? – слышу наконец его хриплый голос. – Смерти моей хочешь, не иначе...
Мертвый ты мне ни к чему, – насмешливо улыбаюсь я. – Это было бы каким-то извращением, ты не находишь?!
Он с секунду молчит, словно обдумывая мои слова, а потом глухо сипит в ответ:
Ты знаешь, о чем я говорю... – Поворачивается ко мне с напряженной улыбкой на красивом лице, челюсти плотно сжаты... наверное, боится вцепиться в меня зубами, думается мне некстати, пытаюсь сдержать прижатой ко рту ладонью, рвущийся из глубины счастливый смешок. – Что с тобой, Джесс? Надо мной смеешься?
Отрицательно мотаю головой и, обхватив лицо парня руками, шепчу в самые губы:
Отчасти, возможно... Ты же знаешь, все эти нелепые фантазии в моей голове...
Расскажешь?
Не сейчас, мой милый, – отвожу волосы от его глаз и целую в уголок любимых губ. Он стонет, дыша рвано и натужно, словно страждущее животное... А я всегда была слишком сострадательна, особенно к раненым животным! – Думаю, ты достаточно большой мальчик, – горячо шепчу ему в губы, – чтобы я не шокировала тебя просьбой заняться со мной любовью...
Силы небесные, Джесс?! Я не могу, – выдыхает Доминик возбужденно.
Будь мне восемнадцать, я бы точно на небо разобиделась... Но все дело в том, что восемнадцать скоро будет моей дочери, и потому, перекинув ногу через торс парня, складываю руки на груди в образе строгой учительницы. Его джентельменство выглядит невероятно милым и возбуждающим одновременно, именно таким мне хочется соблазнить его еще больше: осознавать, как самоуверенный красавчик, гарсирующий передо мной своей длинноногой подружкой три года назад, вдруг превращается в робкого школьника приятно, как ни крути! Даже больше: это просто восхитительно.
Продолжаю молча водить пальцем по его груди и рукам... почти невинно. Уверена, долго ему не продержаться – и вот, я права: Доминик уже целует меня, притянув мою голову к себе, запутавшись пальцами в моих волосах, терзая мои губы с голодным неистовством. Я едва успеваю ахнуть, а он уже подминает меня под себя, заглядывая в глаза... Может, ждет, что я оттолкну его? Все еще боится чего-то?
Займись со мной любовью, – повторяю настойчиво. – Я хочу этого.
Мы смотрим друг другу в глаза, в очередной раз выпадая из времени и реальности одновременно, а потом Доминик признается мне еле слышно:
Не уверен, что знаю, как это делается. Никогда этим не занимался...
Ты смеешься надо мной? – хмыкаю я ему в губы. – Опыта у тебя, я в этом абсолютно уверена, уж точно побольше моего...
Опыта в сексе, но не в любви, – возражает он мне, – в этом, знаешь ли, мне как-то не везло...
Я несколько бесконечных секунд вглядываюсь в глубину его глаз: не чтобы увидеть там нечто новое для себя, нет, хочу, чтобы он увидел меня по-новому – безумно влюбленной и неистовой в своем желании, хочу, чтобы поверил... в нас.
Поверь, технически это одно и то же, – я поднимаю руки, чтобы он стянул мою бесформенную сорочку и ободряюще улыбаюсь ему, – уверена, ты с этим справишься...
Неугомонный писк будильника выдергивает меня из сна в привычные семь утра. На душе невероятная легкость... С чего бы это?
