— Все! Там каждому по пять было. — Лунин передвинул остатки печенья поближе к себе.
— Как это мелко, Лунин, считать за другом какие-то чахлые печеньки, — отхлебнув горячего чая, оперативник расслабленно откинулся на спинку стула, — к тому же не особо вкусные.
— Вот и не жрал бы тогда столько. — Илья переставил блюдце еще подальше от Зубарева. — Рассказывай, чего твои собутыльники тебе наговорили.
— Вот здесь все не так радостно, — признался оперативник. — Самое печальное то, что у Кноля есть алиби, причем крепче некуда. В начале четвертого он уже вернулся в колонию и пробыл там примерно до шести. Его куча народу видела, да и камера у них в коридоре висит. Я запись изъял, если хочешь, можешь посмотреть, но там ничего интересного.
— Ну что же, одним подозреваемым у нас меньше, — констатировал Лунин, — это уже хорошо.
— Это плохо, — убежденно возразил Зубарев, — самый удобный вариант накрылся. А теперь за кого нам цепляться? Если здесь и впрямь какой извращенец раз в году дуркует, то мы, пока его следов не найдем, сделать ничего не сможем. А найти сейчас ничего нельзя, поскольку на этом обрыве все село уже до нас побывало, и даже, если чего и было, утоптали намертво.
— Ну хорошо, сойдемся на том, что все плохо, — прервал Лунин рассуждения оперативника, — хоть что-то интересное тебе рассказали?
— Ни-че-го! — чеканя каждый слог, отозвался оперативник.
Двадцать минут спустя Илья пришел к точно такому же выводу. Со слов Зубарева получалось, что все ближайшее окружение Кноля начальника своего если и не обожало, то было крайне заинтересовано в том, чтобы Аркадий Викторович и дальше оставался полновластным хозяином исправительной колонии, а заодно и всего поселка.
— Они все одно и то же твердят, — объяснял, потягивая уже вторую чашку чая, Вадим, — Кноль мужик жесткий, но вроде как справедливый, по мелочам не цепляется. Таких служаки любят. Я тебе так скажу, таких все любят.
— Кроме тебя, — усмехнулся Лунин.
— Если брать широко, то мне такие тоже нравятся. Я сам такой! — возбужденно махнул рукой Зубарев. — Но если взять конкретно Кноля, то да, я нутром чую, что он гнилой. Я от тебя и не скрываю. Чуйка у меня, Лунин. Понимаешь, чуйка!
— Надеюсь, ты там под рюмочку своей чуйкой не со всем штабом поделиться успел?
— Обижаешь! Я, ежели чего не надо сказать, того и под пытками не выдам. А уж под рюмочку и подавно.
По мнению оперативника, в конфликт с Кнолем, да еще в такой, в результате которого дочь Аркадия Викторовича могла бы быть похищена или убита, никому из сотрудников колонии вступать не было смысла. Да и если бы подобный конфликт все же случился, об этом непременно узнал кто-нибудь еще.
— Все же, какие-никакие оперативники, — заметил Зубарев, — уши греть привыкли.
На веранде послышался шум шагов, а еще мгновение спустя дверь распахнулась, и в гостиную ввалились Кольт и Макаров, а вслед за ними, предварительно обстучав ботинки от снега, вошел участковый.
— Вот, еще одни какие-никакие, — рассмеялся Вадим.
— Почему никакие? — С выражением детской обиды на лице Макаров положил на стол перевязанную тесемкой папку. — Вот, опросили двадцать шесть школьников и восемь учителей.
— И что же, интересно, вам поведали эти двадцать шесть и к ним еще восемь в придачу? — оживился Зубарев, довольный тем, что наконец появилась возможность перестать отчитываться перед Луниным, и теперь он сам может задавать вопросы.
Как и предполагал Илья, несмотря на приличный объем, польза полученной оперативниками информации фактически равнялась нулю. Никто из Алининых одноклассников или учителей не замечал в поведении девушки ничего подозрительного, никаких сколько-нибудь серьезных конфликтов у нее ни с кем не было, и уж тем более желания сбежать из поселка до окончания учебного года она не высказывала.
— Ясно, — вздохнул Илья, — с моих слов записано верно, мною прочитано. Петр Григорьевич, судя по вашему виду, вы меня тоже ничем не обрадуете.
— Так, а чем тут радовать, — пожал плечами Колычев, — вот ежели б кого из девчонок нашел, вот это радость была бы. А так суета одна. Но все равно, кой-чего рассказать вам имеется.
— Не томи, излагай, — поторопил участкового Зубарев.
— Излагаю, — усмехнулся Колычев, — машинку, которой вы интересуетесь, кое-кто видел. От Колесниковой через два дома Толмачевы живут. Вы с Ларисой, небось, сегодня общались уже. — Он вопросительно взглянул на молодых оперативников.
— Толмачева Лариса Евгеньевна? — Кольт отреагировал первым. — Химичка?
— Преподаватель химии, — укоризненно поправил лейтенанта Петр Григорьевич.
— Ну да, общались, — вмешался Макаров, — только она нам ничего путного не сказала.
— Так вы и не спрашивали, — благодушно заметил, приглаживая усы Колычев, — а я вот вечерочком к ним зашел в гости да расспросил как следует. Оно ж как удачно получилось: у нее тогда, в пятницу, первый день каникул был, а мужу, наоборот, в понедельник в рейс отправляться, он у нее в ДОКе, на деревообрабатывающем комбинате нашем, водителем работает.
— Вместе со Слепцовым? — уточнил Илья.
— Именно, — подтвердил участковый. — Так вот, с Тимохой я глаза в глаза пообщаться поэтому не смог, он куда-то далеко груз погнал, к концу недели только вернется, но мне и Лариски хватило. Учителя, они ж люди такие, наблюдательные, умеют видеть, когда кто на последней парте сидит и списывает. Вот и тут, что мне надо было, она как раз заприметила.
— Она что, в тот день окна мыла, — усмехнулся Зубарев, — или у нее хобби такое, из-за занавески подглядывать?
— Ох, дурак ты и дураком помрешь, — неодобрительно вздохнул Петр Григорьевич, — я говорю тебе, у нее первый день как каникулы, а мужу, наоборот, скоро в рейс. Да еще день такой выдался. Не летний, конечно, но все равно солнечный. По нашим меркам почти тепло. Вот они и решили посидеть на свежем воздухе, бутылочку винца выпить, мяска пожарить. Так-то они летом во дворе сидят, за домом, но сейчас солнце уж низко ходит, как раз туда тень от чердака падает. А в тени-то не посидишь особо. Вот они прямо возле крыльца мангальчик поставили, стулья притащили да и устроились. Оно ж хорошо на солнышке, особливо ежели телогрейку потеплее да ноги пледом укрыть.
— Прям Дагомыс, — фыркнул Кольт.
Сидящий рядом с ним Макаров тоже не смог удержаться и захихикал, прикрывая рот кулаком.
— Ох, вас тут таких много, оказывается, — покачал головой участковый, — один дурак и два полудурочка. Это что ж теперь, в опера только таких смешливых набирают? Раньше-то старались, чтоб хоть немного с мозгами были.
— Не серчай, Григорич, — примирительно отозвался Зубарев, — говори уже, чего она там из-под пледа увидала.
— А то и увидала. Сперва видела, как Алинка прошла, они даже поздоровались. Но это я уже и так знал, это она мне еще в субботу сказала, когда я начал по всем соседям опрашивать. А вот то, что за ней, за Алинкой то есть, машина белая ехала, этого она мне тогда не сказала.
