— Запер? — удивился Илья.
— Точно, запер. Его и зэков с расконвойки человек пять. Там отсеки деревянные, чтобы отдельно хранить картошку, морковь, что там еще есть, не помню.
— Капусту, — тоном знатока изрек Зубарев.
— Капусту, — согласился Нефедов, — так вот, часть стенок подгнила. Борискин еще летом должен был их заменить, а оказалось, что ничего не сделал, хотя и отчитался. Аркадий Викторович как раз в августе в отпуск уехал, поэтому сам проверить не успел. Вернулся как раз к уборке, тут все и выплыло. Кноль закатил Борискину скандал грандиозный и запер. Сказал, что не выпустит, пока все не сделают, как положено. Ну ничего, за ночь управились.
— И что Борискин, не обиделся?
— А чего ему обижаться? — с усмешкой отозвался Нефедов. — Ни выговора не получил, ни даже премии не лишили. Ну посидел ночку в подвале, с зэками почифирил. Нормально. Я вам так скажу, Борискин на эту тему не сильно рефлексировал. Ему сейчас год до пенсии остался, тогда, получается, два года было. Мне кажется, он уже в то время больше думал о том, как отдыхать скоро будет. Хотя, помнится, когда я пришел только, у него еще амбиции поигрывали, он даже сам на этот кабинет нацеливался. Но это давно было, лет пять назад примерно.
— Кабинет? — переспросил Лунин. — Я так понимаю, вы о должности говорите. И что в ней особенного? Я не очень разбираюсь во всей здешней специфике. Если честно, мне кажется, что у вас и Борискина схожие должностные обязанности. Ведь он тоже за производство отвечает?
— Вы про свинарник? — Нефедов снисходительно улыбнулся и, закинув ногу на ногу, удобнее устроился в кресле. — Ну да, сельхозпроизводство у нас имеется, формально им руководит Борискин.
— А фактически? — решил уточнить Лунин. — Вы?
— Ну что вы, — всплеснул руками хозяин кабинета, — я разве что гуся от порося отличить могу, на этом все мои крестьянские познания заканчиваются. Впрочем, у Михаила Анатольевича они не намного больше.
— И как же тогда все это функционирует? — Илья понимал, что разговор уходит куда-то в сторону от тем, представляющих для него подлинный интерес, и все же природное любопытство заставляло его задавать один новый вопрос за другим.
— Функционирует? Замечательно функционирует, — сжав правую руку в кулак, Нефедов выставил вверх большой палец, всем своим видом демонстрируя свое одобрительное отношение к руководству сельскохозяйственной деятельностью в колонии, — и еще года три так функционировать будет.
— Почему именно три? — окончательно запутался Лунин.
— Может, и больше, — директор промзоны равнодушно пожал плечами, — если еще какого-нибудь толкового человека к нам закроют.
Заметив отразившееся на лице следователя удивление, собеседник Ильи коротко хихикнул, на мгновение обнажив ряд мелких, тронутых желтизной зубов.
— В колонии отбывает срок некто Пашков Евгений Анатольевич. Здесь все его Председателем кличут, потому как на воле он что-то навроде председателя колхоза был, где-то в Алтайском крае, я не скажу точно. На самом деле это вовсе не колхоз был, а фермерское хозяйство, но крупное, у него целая деревня вкалывала. Они и зерно выращивали, и скотину всякую разводили, всего не перечислишь. С размахом работали, ну и зарабатывали тоже, соответственно, с размахом. В итоге, его малость прижать решили. Попросили поделиться.
— Деньги вымогали? — решил конкретизировать Лунин.
— Долю в предприятии, — покачал головой Нефедов, — небольшую такую долю. Пятьдесят один процент, если быть точным.
— Это уже бандитизм какой-то, — возмутился Лунин.
— Теперь это называется конфликт хозяйствующих субъектов, — покачал головой Нефедов. — Но если один из этих самых субъектов принадлежит сыну вице-губернатора области, да еще удачно женившемуся на дочери прокурора все той же области, то исход конфликта предсказать несложно. У Пашкова две трети земли было не в собственности, а в аренде, из них половина принадлежала какому-то областному фонду какого-то управления каким-то имуществом. Договор в один день расторгли. Мало того что у него хозяйство фактически лишилось всех пастбищ, так еще и поля вместе с растущей пшеницей отобрали. Он, как про все это дело узнал, пометался немного из стороны в сторону, попробовал какие-то варианты найти, чтобы выкрутиться, да ничего не нашел. Тут у него в голове проводки и перемкнуло. Выяснил он каким-то макаром дату, когда новые хозяева поедут свои угодья объезжать, да и засел с карабином у дороги в лесочке. Это он мне сам рассказывал, так что я всю историю из первых рук знаю. Там как раз местечко такое было, на холме. Обзор с него хороший, поля видно, луга заливные. В общем, самое подходящее место, чтобы остановиться да окрестностями полюбоваться. Так оно все и получилось. Семейная эта парочка из джипа вылезла, не одни они, конечно, были, при них свита в полном комплекте, директор свеженазначенный, охрана. Стоят, любуются, планы на будущее, должно быть, обсуждают. Ну тут Пашков в лесочке оптический прицел на карабине подкрутил, да и разнес прокурорскому зятю голову с одного выстрела. А потом, еще до того, как все поняли, что творится, да наземь попадали, он еще раз выстрелил.
— В прокурорскую дочку? — предположил Лунин.
— В бутылку с водой, — лицо собеседника сделалось вдруг серьезным, — во всяком случае, так он рассказывал на суде. Да и мне тоже. День был жаркий. Дамочка выбралась из машины вместе с бутылкой минералки. Как раз откручивала крышку в тот момент, когда ее муженька подстрелили. Она на мгновение остолбенела, и в этот момент Пашков изобразил снайпера. Бутылка была стеклянная, знаете, есть такие бутылочки зелененькие, там вода с альпийских ледников?
— Кажется, видел, но не пробовал, — честно признался Илья.
— Ничего не потеряли. Так вот, бутылка вдребезги, дочке прокурорской осколком щеку оцарапало. Она визжит, остальные уже на землю повалились, ей руками машут, мол, ложись. — Нефедов выдержал паузу, давая возможность представить себе нарисованную им картину. — И тут из кустов, помахивая карабином, вылезает наш герой. Картина Репина «Не ждали». Охрана, правда, как поняла, что Пашков больше ни в кого палить не собирается, так сразу ожила. Карабин у него отобрали да отлупили дай боже. Он потом месяца три вроде в больничке провалялся. В итоге, на суде в то, что он якобы в женщину не захотел выстрелить и специально в бутылку целился, никто не поверил, так что осудили его за убийство и покушение на убийство. Дали двадцать лет. Вдова убиенного требовала пожизненного.
— Я не понял, а зачем он в бутылку стрелял? — неожиданно вклинился в разговор, казалось, дремлющий на диване Зубарев. — Он что, думал, дамочка мало напугалась?
— Человечность свою доказывал, — вздохнул Нефедов, — показать хотел, что мог и вторую мишень поразить, да проявил благородство, не стал женщину убивать. Вот только благородство ему боком вышло. Пристрелил бы обоих, думаю, ему бы и так двадцатку дали, а вот если бы он вовсе второй раз не стрелял, сразу из кустов вылез, тогда мог бы пятнашкой отделаться.
