— Вы… — мальчишеские губы мелко задрожали, — о чем вы сейчас говорите?
— Ну как о чем? — изумленно уставился на него оперативник. — Или ты что, не в курсе сам был? Так я тебя обрадую. Алина-то ведь у нас ребеночка ждала, поди, от тебя. Больше-то не от кого. Папкой ты у нас должен стать скоро.
Ухмылка вдруг исчезла с лица оперативника. В одно мгновение оно сделалось злым, неприязненным.
— Вернее, должен был. Так ведь? Теперь я ведь тоже все правильно говорю? Нет больше Алины? Так и ребенка твоего тоже не будет! Что, через него тоже переступишь? А ведь тоже родная кровь. Твоя кровь, Дима!
— Но… но как же…
Схватившись за голову, Дима прижал ладони к вискам, словно пытаясь остановить боль, разрывающую череп изнутри.
— Что, думал, не случится? — злорадная ухмылка вновь появилась на лице Зубарева. — На контрацепцию понадеялся? Я тебе так скажу, автомат Калашникова, уж на что штука надежная, и тот порой осечку дает, а здесь резинка обычная, да еще сделанная где-нибудь таджиками по китайской лицензии. Что ты так смотришь? Мы ж, прежде чем к вам прийти, с самого утра в поликлинике вашей местной побывали, с врачом побеседовали, к которому Алина приходила на консультацию. Ты, вообще, в курсе, что беременных у нас в стране на учет ставят?
— Но почему она мне ничего не сказала? — Оторвав руки от головы, подросток полными слез глазами уставился на сидящего напротив него Лунина, который был способен лишь на то, чтобы оставаться изумленным слушателем драматичного диалога.
— Потому, милый мой, — отрезал Вадим. — Потому, что тест Алина сделала только в прошлую пятницу утром и сразу же побежала к врачу. У вас, слава богу, очередей нет, можно без записи. Так что и тебе сказать что-либо она тоже могла только в пятницу. Но вот получается, что либо не захотела, либо не успела, потому как ты сам ее опередил и поведал что-то ну очень интересное. Такое интересное, что она от тебя драпанула со всех ног, даже браслетик свой забыла надеть.
Пугающе стремительным движением оперативник опустился на корточки и, крепко ухватив подростка за руку, прошептал:
— Что ты ей такое сказал, Дима? Что ты сказал матери своего ребенка? Что убило ее?
Лунин вздрогнул. Конечно, версия убийства, не важно кем, ненормальным или же недоброжелателем, была в числе приоритетных, но еще ни разу в общении с посторонними она не озвучивалась, к тому же столь безапелляционно. Сейчас, в гостиной этого небольшого, очень уютного дома она, уподобившись самонаводящейся ракете, взорвалась прямо над головой семнадцатилетнего юноши, только что узнавшего, что он сумел подарить миру и себе самому новую жизнь. Пусть еще не родившуюся, пусть существующую лишь в виде почти невесомого комка плоти. Даже не комка, скорее, щепотки. Не важно! Главное, что эта жизнь уже начала свое существование. И вот теперь настал новый этап. Новое открытие, узнавание, осознание. Осознание того, что эта, еще толком не начавшаяся жизнь уже навсегда, безвозвратно потеряна, так же как и жизнь любимой женщины, жизнь Алины. Его Алины.
— Я рассказал ей про деньги, — отрешенно пробормотал подросток.
Дима смотрел вперед, прямо на сидящего в кресле Лунина, но вряд ли мог что-либо видеть, кроме очертаний массивной фигуры следователя сквозь заливающие глаза слезы.
— Очень много денег, которые ее папа перечислил моему, — Борискин всхлипнул и рукавом растер слезы по лицу, — а я сделал так, чтобы он ничего не узнал.
— Он — это кто? — Илья наконец смог включиться в разговор. — Объясни нам.
— Аркадий Викторович, — всхлипывания становились все чаще и вот-вот грозили слиться в непрекращающийся поток, — он не должен был узнать, кому перечисляет деньги.
— А за что Аркадий Викторович перечисляет деньги твоему папе? — торопливо задал очередной вопрос Лунин, опасаясь, что контакт с подростком опять может быть утерян.
— Я точно не знаю, — Дима закашлялся, пытаясь подавить рвущиеся из груди рыдания, — это что-то связанное с производством. Там все как-то было организовано, что ему… Аркадию Викторовичу уходили очень большие деньги. А папа про это узнал.
— Молодец, — одобрительно кивнул Лунин, не уточняя, к кому именно из Борискиных относится его похвала. — И что, много денег Аркадий Викторович перечислил твоему папе?
— Триста тысяч долларов, — почти выкрикнул подросток, распахивая шлюз перед вырывающимся наружу потоком эмоций.
— Сколько? — От изумления все еще сидевший на корточках Зубарев тут же вскочил на ноги. — Это сколько ж в рублях будет? Илюха, какой курс сегодня?
— Завтра в любом случае еще больше будет, — буркнул в ответ Лунин, разглядывая заливающегося слезами подростка, — сходи лучше на кухню, еще воды принеси.
— Я впечатлен, — причмокнув губами, Зубарев пару раз приложил Илью ладонью по плечу, причем эти удары весьма отдаленно напоминали дружеское похлопывание, — весьма впечатлен той формой, которую вы, Илья Олегович, выбрали для изъявления вашей мне благодарности. Принеси воды! Разве может быть оказана честь выше? Мне, простому оперативнику…
— И пошустрее, — поторопил его Лунин, потирая место будущего синяка.
Четверть часа спустя, после нескольких десятков вопросов, еще двух кружек воды, примерно такого же количества пролитых слез и Диминого похода в туалет, картина произошедшего стала Лунину более-менее ясна. Борискин-старший, получив неизвестным образом доступ к скрываемой от посторонних глаз информации, банально шантажировал своего начальника. Будучи хоть и хозяйственным, но все же работником уголовно-исправительной системы, к тому же заместителем начальника колонии, он прекрасно знал, что шантажисты, похитители детей и прочие вымогатели чаще всего попадают в руки правоохранительных органов в момент передачи денежных средств. А посему, решив не строить из себя супергероя, поступил так, как, по его мнению, должен был поступить нормальный отец-одиночка, отдающий своему единственному сыну всю любовь и заботу. Михаил Анатольевич посвятил Диму в свои планы, вернее, поставил ему задачу — продумать безопасную систему передачи денег, такую, что даже при самом худшем и маловероятном варианте обращения Кноля в полицию никто не смог бы определить, кому именно должны уйти денежные средства. Рассудив, что компьютерные познания сына должны наконец послужить укреплению семейного благополучия, Борискин-старший совершенно не задумывался над тем, как отнесется его отпрыск к морально-этической стороне задуманной комбинации. По мнению Михаила Анатольевича, экспроприация небольшой части награбленного никоим образом не могла нанести ущерба его образу идеального отца, а то, что подобные деяния карались, причем весьма строго, уголовным кодексом, было всего лишь досадным недоразумением, которое, несомненно, стоило элегантно обойти.
Лишь одно обстоятельство осталось неучтенным. Тайный ото всех роман Димы Борискина и Алины Кноль. Выросший в семье, состоящей всего из двух человек — его самого и отца, Дима не смог отказать тому, кого любил всем сердцем, в его просьбе. Но, будучи влюб ленным по уши, а только так можно быть влюбленным в семнадцать лет, в конце концов не смог удержать в секрете от любимой самую важную для семьи Борискиных тайну.
