Наиболее убедительные данные о связи онкологических заболеваний с образом жизни и окружающей средой были собраны при изучении фактора миграции. Как упоминается во второй главе, это были излюбленные доказательства Хоффмана [52], Уильямса [15], Рассела [8] и многих других ученых. Распространенная гипотеза заключалась в том, что «чрезмерное» питание является причиной возникновения рака. Как еще можно было бы объяснить, что уровень заболеваемости раком был выше среди самых «сильных» и, казалось бы, здоровых представителей населения? В 1908 году Уильямс [15] предположил, что обильный рацион вызывает рост опухоли на клеточном уровне, пока в конечном счете эта опухоль не проявит признаки независимого роста и «пролиферативных способностей»
[70]. О влиянии внешних и внутренних факторов на развитие опухоли он говорил следующее: «Вполне вероятно, что значение внешних условий как формирующих стимулов в прошлом недооценивалось. Но, если учитывать процесс распространения рака в целом, также кажется вероятным, что при образовании опухоли, как и при нормальном росте, обычно решающее значение имеют внутренние факторы». В данном случае фраза «внутренние факторы» относится к сложным функциям обмена веществ или, говоря другими словами, отсылает к конституциональной теории происхождения заболевания.
Ни одно из этих свидетельств в пользу питания не было тайным. В то время они были хорошо известны, особенно среди самых влиятельных представителей научных сообществ, занимающихся исследованиями рака, и лидеров в сфере образования. Хоффман предельно ясно высказался в своей речи «Угроза рака» 1913 года, которая привела к основанию Американского онкологического общества. Для него Хоффман сформулировал 10 рекомендаций, большинство из которых советуют стремиться к улучшению статистических процедур и сбора данных о распространенности рака среди различных групп населения. Однако, помимо этого, он также дал две очень конкретные рекомендации по определению причин развития рака: что «точно должны быть определены случаи профессиональных рисков в отношении рака» и что «необходимо проанализировать влияние питания на возникновение рака». В истории общества, описанной Э. Х. Ригни [53], Хоффман особо отметил: «Поскольку неправильное питание является вероятной причиной возникновения рака, рацион онкологических больных должен быть исследован в соответствии со… строго научными и неопровержимыми методами». Хотя новое общество приняло во внимание рекомендацию Хоффмана о разработке статистических исследований, оно проигнорировало его советы по изучению факторов питания и окружающей среды. Это давнее упущение превратилось в шаблон поведения, который с тех пор преобладает в Американском онкологическом обществе.
Теории питания также были хорошо известны в Великобритании. Крупное исследование питания и рака, проведенное в 1926 году Кампанией Британской империи по борьбе с раком (BECC) среди религиозных орденов, подтвердило: «некоторые английские медики, чьи имена заслуженно имеют большой вес», серьезно относились к вопросам питания и, более того, «к библиографии по вопросам диеты и рака можно было бы добавить многие сотни названий».
К сожалению, если вернуться к основному моменту нашего повествования, все изменилось к концу XIX века, когда местная теория возникновения рака стала доминирующей. Ее преобладание четко выражено в медицинской практике того времени и сохраняется по сегодняшний день. Превалирование методов хирургии, химиотерапии и лучевой терапии при отсутствии убедительных доказательств в их пользу свидетельствует о силе догмы. Пренебрежение другими протоколами, напротив, располагающими необходимыми данными, свидетельствует о давней тенденции к подавлению альтернативных взглядов. Она укрепила свои позиции в начале XX века, при появлении некоторых учреждений по борьбе с раком.
Возвышение учреждений
До настоящего момента мы рассматривали, как на рубеже XX века местная теория рака победила конституциональную и как это повлияло на современные подходы к лечению и на безответственное искажение данных. Почему данная борьба и ее многочисленные участники были «стерты» из истории исследований рака и почему те же самые сомнительные теории и практики, касающиеся профилактики и лечения рака, сохраняются и сегодня, можно объяснить возникновением нескольких мощных онкологических учреждений в начале 1900-х годов: Императорского онкологического исследовательского фонда (ICRF), Американской ассоциации рака (AACR), Американского онкологического общества (ACS), представленного во второй главе, и Кампании Британской империи по борьбе с раком (BECC). Власть перечисленных четырех учреждений была и остается повсеместной. Почти вся профессиональная деятельность, связанная с исследованиями рака, разрабатывалась, финансировалась и контролировалась этими учреждениями в сочетании с еще одним – всемогущим, финансируемым налогоплательщиками Национальным институтом онкологии (NCI) при Национальном институте здоровья (NIH) правительства США, который был основан лидерами Американского онкологического общества и Американской ассоциации рака.
Хотя это может показаться очевидным, хочу напомнить, что учреждения возникают как группы единомышленников и что группы единомышленников со временем имеют тенденцию становиться все более едиными во мнении. Такова человеческая природа: как и в случае с любой общностью людей, стремящихся к гармонии и стабильности, профессиональные институты склонны поощрять подчинение гораздо больше, чем незаурядную, индивидуальную точку зрения. Даже среди самоопределившихся аутсайдеров (я имею в виду различные контркультурные движения) процесс группирования в итоге несет отпечаток конформизма. В сочетании с огромной властью такое подчинение становится опасной силой, ограничивающей общественную волю и стремящейся к институциональному самосохранению и застою. Это верно даже для тех случаев, когда подавляющее большинство людей в таком учреждении имеют только благие намерения.
Дебаты между независимыми и свободомыслящими людьми (скажем, дебаты XIX века о конституциональных и местных теориях рака) могут проходить ожесточенно и противоречиво, но они как минимум более открыты для мнений меньшинства, чем те же дебаты, происходящие внутри учреждения, где авторитетная позиция уже определена. Мнения меньшинства выражаются реже из-за страха перед ответными мерами – никто не хочет, чтобы его начали избегать или исключили из профессионального сообщества, – поэтому меняется и характер самих обсуждений. Взгляд всегда устремлен в сторону линии партии. Независимых людей понижают в должности и собирают в однородные группы, а свободомыслие становится частью группового мышления (я буду обсуждать это детально в пятой главе).
Как бы мрачно ни прозвучало, прошлое наших самых известных онкологических обществ прекрасно иллюстрируют описанную выше закономерность. И в Великобритании, и в США подобные организации были основаны и контролировались небольшой обособленной группой медицинских властей, всегда придерживавшихся местной теории возникновения заболеваний и протоколов локального лечения. В связи с этим неудивительно, что никто из них не поверил рекомендациям по поводу исследования питания, сделанным Уильямсом в 1908 году [15] и Хоффманом в 1913 году [52]. Я полагаю, они пренебрегли данными рекомендациями не ввиду наличия какого-либо заговора, но в силу вполне приземленных человеческих недостатков, таких как упрямство, предвзятость и склонность к подчинению. Они выработали рекомендации, которые больше соответствовали бы их взглядам. Кроме того, на руководство явно повлиял коммерческий сектор, который придерживался местной теории болезней, поскольку она помогала поддерживать успешный маркетинг продуктов.
