К сожалению, все эти усилия в большинстве своем были бесполезны. В 2010 году Рикардо Брессани, бывший директор отдела сельскохозяйственных наук и продовольствия в INCAP,
[82] прокомментировал более чем 50-летнюю историю компании [33]. Хотя в отчете и присутствует похвала здоровым добавкам на основе растений, убедительных доказательств того, что INCAPARINA принесла пользу детям, страдающим от недоедания, не приводится. Осторожно говорится, что «трудно узнать точное влияние, которое INCAPARINA оказала на искоренение недоедания среди населения в целом, поскольку одновременно с этим произошли позитивные экономические изменения. Более того, было бы неразумным ожидать, что разрешение этих многогранных и сложных проблем возможно путем применения одного средства». Это примечание в конце кажется справедливым и взвешенным. И я полностью согласен с последним утверждением: ожидать простого решения (в виде протеиновых добавок) для решения сложной проблемы (широко распространенного недоедания) – абсурдная идея. Однако это лишь вновь поднимает все тот же вопрос: почему борьба с недостатком белка была основной задачей и главным объектом внимания INCAP с момента его основания?
Сказанное выше – не утверждение, что в развивающемся мире не было кризиса недоедания или что такого кризиса не существует в настоящий момент. Я лишь ставлю под сомнение наши методы борьбы с проблемой. В частности, узконаправленный фокус на белке, который увековечил миф о ценности животного белка. Благодаря таким программам, как INCAP, этот миф стал повсеместным. Помимо распространения добавок, INCAP оказал огромное влияние и на развитие профессиональных знаний в области питания. Это повлекло за собой значительные последствия: если особые профессиональные знания INCAP содержат ошибочные представления о потреблении белка, те же самые ошибочные представления будут интегрированы в профессиональные знания специалистов в области питания и здравоохранения во всем мире, независимо от того, какими благими намерениями руководствуются эти специалисты.
Я не против альтернативных интерпретаций истории животного белка и его доминирования в области питания. Тем не менее сложно поспорить с тем, что этот питательный элемент прочно и надолго завладел воображением специалистов в области питания, и я действительно имею в виду воображение, поскольку священный статус белка никоим образом не подтверждается научными данными. И если я прав в своей интерпретации, то что мы можем ожидать увидеть? Десятилетия, когда международные и внутренние программы несоразмерно сосредоточены на дефиците белка? Рекомендации в области питания, благоприятствующие несоразмерно высокому потреблению белка, как, например, 35-процентный верхний безопасный предел, установленный Советом по продовольствию и питанию, описанный в четвертой главе? Ограниченный образ мышления в академических кругах, в финансировании исследований и даже в международной помощи? Разрастание индустрии белковых добавок? Неизменный вопрос «Из чего вы получаете свой белок?» в сторону тех, кто придерживается растительного питания?
Знакомо звучит?
Моя схватка с животным белком
Я вырос на молочной ферме, где моя семья производила собственное мясо, молоко и яйца. Кроме того, я охотился, рыбачил и ставил силки, когда позволяло время. По этим причинам я понимал пристрастие к белку животного происхождения лучше, чем его могли бы понять большинство ученых в области питания. Увлечение животным белком всегда было довольно личным моментом для меня. Возможно, это просто часть моего ДНК; моя мама с гордостью говорила раньше: «Мое второе имя – Мясо». Она очень много и тяжело работала, чтобы накормить нашу семью и позаботиться о ней, и в ее понимании это означало наличие животного белка при каждом приеме пищи. Позже, когда я приехал в Корнелл, мои докторские исследования были сосредоточены на том, как улучшить производство белка животного происхождения. В общем, я был полностью погружен в эту тему, и мои убеждения всегда находились на стороне белка животного происхождения.
Я говорю о своем прошлом лишь с целью показать, как глубоко могут корениться наши убеждения о питании, насколько рано в жизни мы можем их приобрести (или, точнее сказать, насколько рано они могут оказать на нас влияние) и как просто, не задавая лишних вопросов, мы принимаем их. Меня воспитывали с верой в ценность животного белка, а позже учили принимать и разделять убеждения моих коллег из академических кругов. И хотя то, что я вырос на молочной ферме, могло дать мне небольшую фору в отношении этой пропаганды, дело было в том, что мое почтение к животному белку было слишком большим – такое случается часто. Почти всех нас растили с верой в пользу животного белка, и неважно, оправдывалось ли это питательной ценностью или просто любовью наших матерей, которые готовили еду. Эти убеждения – как сознательное, так и бессознательное, – и их последствия очевидны. Как и многие другие, я считал, что животный белок превосходит растительный по тем же причинам, что описывал выше. Я с готовностью поверил в сказку о высокой питательной ценности. Как бы мелодраматично это ни звучало, но моя прошлая жизнь зависела от этого! Куда ни посмотри, я видел множество примеров того, как эти меры и это фундаментальное убеждение в превосходстве животного белка преобладали над коллективным мышлением. Я использовал показатель БЦ в своей докторской диссертации и преподавательской деятельности, при чтении моего первого курса «Корма и кормление домашнего скота». Даже научный руководитель моей докторской диссертации был сыном человека, проработавшего всю жизнь мясником!
Моя работа на заре карьеры, во время участия в программе детского питания на Филиппинах, финансируемой Агентством международного развития Государственного департамента США, была очень похожа на вышеупомянутую работу INCAP. Подобно Скримшоу и его коллегам из Массачусетского технологического института, мы с моим старшим коллегой Чарли Энгелем искали доступную растительную альтернативу белку из коровьего молока, чтобы разрешить проблему плохого питания в раннем детстве. Изначально выбор пал на арахис. Это было до того, как стало известно, что в нем содержится сильный канцероген афлатоксин (AF), способный вызывать рак печени у лабораторных крыс [33]. Группа ученых из MIT столкнулась с той же проблемой – они экспериментировали с возможностью химического удаления AF с помощью щелочи, но это было неосуществимо.
Позже наша группа даже разработала собственную белковую добавку на основе белков из растительных продуктов, похожую на INCAPARINA, под названием NutriBun (формула доктора Энгеля).
Следует уделить особое внимание тому, что наша группа и исследователи из Массачусетского технологического института, двигались по одному пути, как в отношении исследования основ функционирования белка в лаборатории, так и в отношении роли белка в программах питания детей развивающихся стран, но в конечном счете пришли к диаметрально противоположным выводам. Обе наши команды являли собой пример более широкого обсуждения, возникшего среди международных диетологов по проблеме общемирового дефицита белка, особенно в бедных странах, которую необходимо решить. Однако, несмотря на то что наши задачи были схожими, вскоре стало совершенно ясно, что мой развивающийся интерес к белку, как к его лабораторным основам, так и к практическому применению, существенно отличается от интересов исследователей из Массачусетского технологического института.
