— Там у вас родственники? — Мне и так было ясно,
что никаких родственников у него нет, но я продолжала расспрашивать: звук
собственного голоса успокаивал.
— Нет, — опять ответил он.
— А, значит, вы едете дальше?
— Вроде того.
Я сунула руки в карманы, чтобы не видеть, как дрожат пальцы.
Если ему нужна машина, он мог уехать сразу… А если это маньяк, завезет
куда-нибудь… но ведь мы были в лесу, тридцать метров в сторону — и ни одна
живая душа не найдет… Господи. Мне стало нехорошо, я приоткрыла окно, стараясь
дышать ровнее. Холодные капли падали на лицо, я закрыла глаза и попыталась
молиться.
— Где сворачивать? — спросил он. Я с тоской
посмотрела на редкие огни в селе и, запинаясь, сказала:
— Вообще-то, я хотела заехать…
— Сворачивать где? — опять спросил он. Голос
звучал грозно.
— Вот здесь, направо, — сказала я, пытаясь
сообразить, чего он хочет. Дорога была вполне сносной, видимо, дождь начался
здесь недавно, и вскоре я увидела единственный зажженный в нашей деревне
фонарь.
— Здесь? — спросил он.
— Здесь, — торопливо кивнула я и брякнула:
— Третий дом.
У тети Кати залаяла собака, а мы затормозили. Он запер
машину и сунул ключи в свой карман, я топталась рядом.
— В доме кто? — спросил он. Врать было
бессмысленно.
— Никого.
— Местечко класс. Пошли.
Он пошел впереди, я за ним. Конечно, я могла кинуться к
соседке и перепугать ее до смерти или броситься в крайний дом к Семену
Дмитричу, дедку, помнившему гражданскую. В семи наших домах было пять жителей,
не считая летних дачников, а какие сейчас дачники? Я рассматривала спину перед
собой и думала, стараясь себя утешить, что если бы этот тип хотел меня убить,
то давно сделал бы это. Мы вошли в дом, я включила свет и затопталась у порога,
не зная, чем себя занять.
— Пожрать есть что-нибудь? Собери. И одежду сухую дай,
вымок весь.
Я кинулась к шифоньеру искать старые Димкины джинсы и
свитер, а потом засуетилась на кухне. От газа и электрокамина в кухне стало
тепло, я стащила куртку и аккуратно ее развесила, думая при этом, что мне тоже
не мешало бы переодеться, но входить в переднюю я не рискнула и грелась возле
плиты. Хлеба не бы-ло, зато была картошка, печенье, консервы и чай.
Приготовление ужина заняло чуть более получаса. Я собрала на стол, прикрыв
кастрюлю с картошкой полотенцем, чтоб остывала медленней.
— Все готово! — отважно крикнула я. Он вышел из
передней, на секунду задержавшись на пороге, словно давая возможность
рассмотреть себя. Димкины джинсы ему не налезли, он остался в своих, свитер
туго обхватывал мощную грудь и здоровенные ручищи, рукава едва прикрывали
локти. Выглядело это почему-то страшно. Бычья шея выпирала из выреза и
венчалась по-тюремному остриженной головой с очень неприятной физиономией:
тяжелая челюсть, короткий нос, взгляд исподлобья. Тип тоже меня разглядывал. Я
затопталась возле стола и с трудом выдавила из себя:
— Садитесь.
Бежавшие уголовники не шли из головы. Если есть классический
тип убийцы, то вот он, передо мной, только топора в руках не хватает. Я
поежилась.
— Ты меня не бойся, — неожиданно сказал он. —
Я безобидный. — И улыбнулся, а я поразилась, как мгновенно переменилось
его лицо. Улыбка была по-мальчишески дерзкой, а в глазах заплясали веселые
чертенята. — Как тебя звать? — спросил он.
— Маша. Послушайте, у вас неприятности?
— Ага. Вроде того. Поживу у тебя пару дней. Я
смирный. — Черти в его глазах заплясали еще задорней.
— Но… — Злить его мне совсем не хотелось. —
Понимаете, мне завтра надо быть дома, собственно, я и приехала сюда на полчаса,
вещи забрать. — Звучало все это очень глупо, но ничего умнее в голову не
приходило. — Муж будет беспокоиться и приедет утром, так что…
— Муж, значит? — спросил он, запихивая в рот
картошку. — Что ж, муж — дело хорошее. С мужем решим завтра.
— Слушайте, если вам нужна машина или деньги, у меня
немного, но… берите, честное слово, я никому ничего не скажу.
— Вот это правильно, потому что если вдруг
передумаешь, — он стиснул кастрюлю здоровенными ручищами, и она неожиданно
легко смялась, — вот это я сделаю с твоей головой. Здорово, да?
Черти в его глазах исполняли сумасшедший канкан.
— Здорово, — ошалело согласилась я. — А
обратно нельзя?
— Можно, — кивнул он и разогнул стенки кастрюли,
правда, лучше выглядеть от этого она не стала. Вид изувеченной кастрюли в
сочетании с лихой улыбкой на подозрительной физиономии окончательно убедили
меня в том, что передо мной опасный псих. Я кашлянула и спросила:
— А как зовут вас?
— Сашкой зови. И не выкай, смешно.
Психов злить нельзя, это я знала точно и с готовностью
кивнула.
— Чай будешь?
— Буду. А водки нет?
— Нет.
— Жаль. Не помешала бы по такой погоде. Водку-то пьешь,
Марья?
— Не пью.
— Заметно. Скромница. И муж не пьет? — Черти в его
глазах продолжали резвиться.
— Не пьет.
— Молодец. А дети у тебя есть?
— Нет.
— Что ж так?
— А вот это не твое дело, — не выдержала я.
— Точно. Не мое — А ты ничего, храбрая.
— Сам сказал, чтоб не боялась.
— И не бойся. Чего меня бояться. Я тихий… когда водку
не пью. — Он подмигнул и добавил:
— Наливай чаю.
Было все это непередаваемо глупо и нелепо, я продолжала его
разглядывать, пытаясь понять, чего стоит ждать от жизни в ближайшее время, а он
вдруг спросил:
— Волосы крашеные?
— Нет, — растерялась я.
— Надо же, свои.
— У меня все свое, — опять разозлилась я.
— Ну, это надо проверить. Я прикусила язык, а черти из
его глаз нахально строили мне рожи.
— Ладно, — поднялся он. — Показывай, где
лечь.
