Я опять засуетилась. Застилала кровать и осторожно за ним
наблюдала. В общем-то, он мог быть кем угодно, хотя сейчас я склонялась к
мысли, что он один из бежавших из тюрьмы типов. Я смотрела, как он двигается по
комнате, разглядывая нехитрые пожитки. Он взглянул через плечо, залихватски
улыбнулся и насмешливо проронил:
— Постель, как на свадьбу, стелешь.
— Слушай, — решительно сказала я. — Это
нечестно. Мы в глухой деревне, личность ты темная, мне и так страшно, так что
пугать меня необязательно.
— Да это я так, не обращай внимания, — усмехнулся
он. — Шучу. Что уж, пошутить нельзя?
— Хороши шутки, — пожала я плечами и пошла из
комнаты.
— Ты куда? — поинтересовался Сашка.
— В туалет.
— Дело нужное, пойдем, покажешь, где этот объект
находится. И еще, на всякий случай, сплю я чутко, так что решишь удрать —
хорошо подумай.
Я почти не спала, смотрела в потолок, вслушиваясь в дыхание
на соседней кровати. Среди ночи он неожиданно что-то забормотал, тревожно и
торопливо, слов я не разобрала. Психи, по моим понятиям, вполне могли так
бормотать во сне. Покоя мне это не прибавило. С другой стороны, хорош маньяк,
спит себе преспокойно, меня не трогает. И улыбка у него хорошая. Хотя почему
убийца непременно должен быть уродом, вот как раз такие с хорошей улыбкой и
режут людей в темном переулке.
Под утро я все-таки уснула, а когда открыла глаза, в окно
светило солнышко, было весеннее утро и бояться не хотелось. Вчерашний вечер
казался глупой выдумкой. Я посмотрела на соседнюю кровать: пуста и аккуратно
застелена. Я вскочила и подбежала к окну: машина стояла там, где ее оставили
вечером. Может, мне все приснилось?
Я оделась и направилась в кухню. На плите стоял чайник и
радостно хрюкал крышкой. Чайник я выключила и пошла на улицу. Во дворе Сашка,
голый по пояс, обливался водой из ведра. Я поежилась, запахнула куртку и стала
его разглядывать. Сашка выпрямился, взял полотенце и стал им растираться. Тут и
меня заметил.
— Здорово, Марья, — сказал он с улыбкой и пошел к
дому, закинув за шею полотенце и вытирая лицо.
— Здравствуй, — ответила я. — Чайник вскипел.
— А вот это хорошо. Пошли, чайку попьем. Как тебя по
батюшке?
— Павловна.
— А что, Марья Павловна, — спросил он, когда мы
пили чай, — в селе телефон есть? Мне в город позвонить надо.
— Есть. На почте.
— Хорошо. Чайку попьем и поедем на почту.
— Послушай, — начала я, стараясь придать голосу
наибольшую убедительность. — Отпусти меня. Можешь жить здесь, сколько
хочешь, и машину бери, и деньги, а я про тебя никому не скажу, честно.
— Ага. Я тебя отпущу, а ты к ментам побежишь.
— Не побегу. Поверь, я правду говорю. Сашка покачал
головой.
— Я себе и то не каждый день верю. Поживешь со мной
немного.
— Муж будет беспокоиться.
— Я тебе оправдательную записку на пишу. Не боись. И
вот еще что, Марья Павловна, мордашка у тебя очень красивая, грех такую
портить, так что не нарывайся и о кастрюльке помни.
— Я буду молчать, только отпусти.
— Отпущу, на что ты мне. Но попозже. Поехали.
На почте не было ни души, за исключением сидящей за стойкой
Людмилы Ивановны. Я подошла к ней, а Сашка стал звонить, при этом стоял лицом
ко мне и зорко поглядывал. Я болтала с Людмилой Ивановной, безуспешно пытаясь
найти выход из дурацкого положения. Я могла написать записку и передать ей.
Женщина она неглупая и должна сообразить. Я покосилась на Сашку, прислушиваясь
к тому, что он говорит. В этот момент он как раз объяснял кому-то, как проехать
к нашей деревне, и следил за мной. Это ясно, стоит мне сделать что-то
подозрительное, по его мнению, и голова моя будет напоминать кастрюлю.
Рискнуть? Я опять на него покосилась. Черти из Сашкиных глаз исчезли, смотрел
он холодно и зло, и я снова подумала, что человек он, безусловно, опасный.
Он закончил разговор, я попрощалась, и мы вышли на улицу.
Меня неудержимо тянуло к людям. Не может он убить меня белым днем на глазах у
граждан. Или может?
— Зайдем в магазин, — сказала я. — Хлеба
купим, еще что-нибудь.
— Возьми-ка меня под руку, Марья Павловна, и помни, что
я тебе говорил.
Я долго толклась в магазине, рассыпала сдачу, перекладывала
покупки, но закричать, попросить о помощи так и не рискнула.
Возле дома нас поджидала тетя Катя.
— Маш, ты семян привезла? — поздоровавшись,
спросила она.
— Привезла, пойдемте.
Мы вошли в дом, я стала выкладывать семена и все думала, что
же мне делать? Присутствие соседки успокаивало, и я пригласила ее пить чай. Мы
с тетей Катей чаевничали, а Сашка чистил картошку и скалил зубы.
— А Дима-то, что не приехал? — спросила тетя Катя.
— Сегодня должен, ждем. У нас на дворе проводка
сгорела, вот привезла Сашу, он мастер, починит.
— А я смотрю, с утра машина под окошком, думаю,
приехали, а пока со скотиной возилась, вас уж нет.
— В село ездили.
— А Дима-то автобусом или с Павлом Сергеевичем?
— Автобусом хотел, вот ждем. Тетя Катя покосилась на
Сашку, тот радостно улыбнулся и спросил:
— Скотину держите?
— А как же, без скотины нельзя.
— Это точно. У меня тетка в деревне, старенькая, а
корову не сдает. Тяжело, сена сколько надо.
— Да полбеды, если покос рядом, а то ведь на горбу не
наносишься.
С полчаса они беседовали таким образом, и соседка прониклась
к Сашке симпатией. Конечно, про тетку он врал, но выходило у него складно, даже
я усомнилась, может, и не бандит он вовсе? Тетя Катя ушла, а я принялась
готовить обед, Сашка мне помогал, насвистывал что-то, ухмылялся и выглядел
вполне безопасно. Мы сели обедать, когда появился Димка.
Возник на пороге и замер с открытым ртом, уставившись на
Сашку.
— Не слабо, — наконец проронил он. — Вот,
значит, в чем дело.
— Дима, — начала я испуганно, но натолкнулась на
Сашкин взгляд и замолчала.
— Хороша, — продолжил муж. — Обнаглела
вконец. Есть в кого. Ты… — повернулся он к Сашке, тот осклабился, а Димка
заткнулся.
