— Придурок! — взвизгнула Юлька и устроилась в
кресле. На меня не смотрела принципиально.
— Скажи ей, — рявкнул Багров.
— Чего? — съязвила она.
— Как все было.
— А как? — Юлька откровенно издевалась. Сашка
замахнулся, с намерением влепить ей затрещину, а я поспешила вмешаться:
— Прекрати. Я верю своим глазам, так что можешь не
стараться. — Отвернулась и стала смотреть в окно.
— Может, мне на колени встать или поклясться маминым
здоровьем? — предложил Багров.
— Попробуй, — пожала я плечами. — Только это
вряд ли поможет,
— Машка, — позвала подружка. — Я это… ну, он
в самом деле ни при чем. Честно. Не знаю, что на меня нашло. Сама не своя
последнее время… Я подумала, может, он тебя уговорит, ну, с картиной то есть.
— Не уговорит, — отрезала я, а Юлька заплакала:
— Помоги мне, а? Если не ты, кто мне поможет? Деньги
нужны позарез.
— А тебе они тоже нужны? — презрительно спросила я
Сашку. Он сурово нахмурился, но ответить не решился.
— Отлично. Обворовывать отца я не собираюсь. А вы мне…
как бы это выразиться, стали вдруг очень несимпатичны. И из этого дома я,
пожалуй, никуда не пойду, это дом отца, и мне здесь нравится. А вы оба
выметайтесь и где-нибудь в другом месте резвитесь на здоровье, мне наплевать.
— Машка, — заревела Юлька теперь уже по-настоящему. —
Прости, а? У меня, кроме тебя, ни души… Сколько лет дружили, Машка… Не знаю,
что на меня нашло.
Юльку сделалось жалко, несколько минут я пялилась в окно, а
потом сказала:
— Хватит реветь.
— Ты меня простишь? — встрепенулась подружка.
— Прощу.
Юлька подскочила, и мы с ней обнялись, я с неохотой, а она с
большим чувством.
— Вот и слава Богу, — заметила подруга с
удовлетворением. — Идемте чай пить.
И мы пошли пить чай. Юлька много болтала и все косилась на
меня, а мы с Багровым молчали, взаимно стараясь не встречаться взглядами.
— Вы помиритесь или нет? — насторожилась подружка.
— А мы не ругались, — ответила я. Чаепитие
затягивалось, и Юлька начала томиться.
— Ты мне поможешь? — не выдержала она где-то через
полчаса.
— Помогу. Завтра с утра объеду всех знакомых и соберу
деньги.
Юлька стрельнула взглядом в сторону Сашки и заметно
приуныла.
— Но это не решает мою проблему, — сказала она
жалобно. — Машка, на что я жить буду?
— По этой причине я должна обокрасть родного отца?
— Почему обокрасть… ну, взять… О Господи… черт, это моя
картина! — взвизгнула она. — И я хочу ее получить.
— Серьезно? — хмыкнула я в ответ. — Чего ж
проще: иди и возьми.
— Стерва, — не выдержала Юлька. — Правильно
твой Димка говорил: яблоко от яблони…
Я зло улыбнулась, стараясь не смотреть на Сашку, а потом
заявила:
— Вам нужна картина — это ясно. Вы надеетесь
разбогатеть, при этом всю грязную работу свалить на меня. Очень вам
признательна.
— Можно подумать, тебя просят ограбить музей.
— Не в этом дело, — усмехнулась я. — С какой
стати мне вам доверять? Ты меня за пару дней дважды удивила, а Багров и вовсе
не внушает доверия. Для сотрудника ФСБ у него чересчур большая страсть к
искусству. Предположим, я достану картину, где гарантия, что смогу получить
свои пятьдесят тысяч?
— Получишь, — закивала Юлька. — Ты что, мне
не веришь? С интуристом полный порядок, мы ему Шагала, он нам сто пятьдесят
тысяч. Клянусь, я в тот же день уеду к маме и твоему Багрову никакого ущерба не
нанесу.
— Не пойдет, — хмыкнула я. — И не сидите с
постными лицами, вам меня не уговорить. Я была бы безмозглой дурой, если б вам
поверила.
— Чем ты рискуешь? — влез Багров, выглядел он при
этом очень рассудительным. — Ты позаимствуешь у отца картину…
— Ничего заимствовать я не буду, — перебила
я. — Проще прийти и сказать:
"Папа, подари мне Шагала. Я повешу его в гостиной”.
— Он решит, что мне… — влезла Юлька.
— Не решит, — хмыкнула я. — Объясню папе, что
после вашего разрыва имела счастье узнать, что ты из себя представляешь.
— С ума сошла, — жалобно всхлипнула Юлька, а я
презрительно улыбнулась:
— Картину я могу достать, а вот вам ее не отдам, потому
что вы оба… не вызываете симпатии. К тому же это глупо: раз картина моя, зачем
мне ее продавать за пятьдесят тысяч, если можно за сто пятьдесят?
— Сама ты ее продать не сможешь, — разозлилась
Юлька. — Думаешь, это так просто? Интурист ждет именно меня, перемены его
неприятно удивят и, скорее всего, спугнут. А другого покупателя найти сложно.
— Ну и что… зато у меня будет картина…
— А я? — изготовилась реветь Юлька. —
Выходит, столько лет дружбы ничегошеньки не значат?
— Это мне говоришь ты? — удивилась я.
— Машка, отец считает, что за Шагала можно получить
тысяч сорок — сорок пять. Если ты скажешь, что продала ее за пятьдесят, он только
рад будет. Тебе самой эта картина без надобности. Слышь, Машка, продадим ее, и
всем хорошо: и отцу, и тебе, и мне, и Сашке.
— Кстати, а за что давать пятьдесят тысяч
Багрову? — озарило меня. Сашка обиделся:
— Без меня у вас все равно ничего не выйдет: в таких
делах присутствие мужчины необходимо, не то вас облапошат. А если у вас другое
мнение, так я Павлу Сергеевичу позвоню и расскажу, что вы тут затеяли.
— О Господи, — простонала Юлька. — Что за
люди…
— Вот-вот, — обрадовалась я. — Я вам ни на
грош не верю. Хотите получить картину, давайте мою долю.
— Ты ее получишь, — обрадовалась Юлька.
— Нет, ребята, картина против пятидесяти тысяч.
По-другому я не согласна.
— Спятила? Где ж я возьму пятьдесят тысяч, если у меня
и десяти-то нет?
— Спроси у интуриста.
— Дурак он, что ли, просто так за честное слово отдать
такие деньги?
