– Дети появляются на свет, когда сами захотят, – ответил Уилл. – Должно быть, маленькая Брунгильда уже готова и ей не терпится увидеть нас. – Улыбнувшись, он начал готовить инструменты.
– Мы не поедем в больницу? – задала я дурацкий вопрос. За окнами продолжал валить снег, и ни о какой больнице не могло быть и речи.
– Не волнуйся, дорогая, я принял уже много родов, – добавил Уилл, целуя меня в лоб. – В каком-то смысле рожать дома даже лучше, чем в больнице. У нас все будет отлично.
И вот, через двенадцать часов мучительных схваток, я произвела на свет нашу дочь. Когда Уилл дал мне ее подержать, я чувствовала себя совершенно обессиленной. Комната у меня перед глазами расплывалась, руки тряслись, пот заливал глаза.
– Какая она маленькая! – воскликнула я. – Совсем как птенчик! – Я коснулась губами ее мокрой, темной головки. – Мой маленький воробышек!
Девочка действительно была крошечной, но мне она казалась совершенством. У нее была белая, точно фарфоровая кожа, черные волосы и глаза цвета штормового моря. Личико у нее было ужасно серьезное и по-взрослому сосредоточенное – просто невероятно, что такое лицо может быть у младенца, который появился на свет считаные минуты назад. И она не была похожа ни на меня, ни на Уилла. Она была… как бы это сказать?.. Человек сам по себе.
На мгновение наши глаза встретились, и у меня аж дыхание перехватило. «Ну вот, наконец, и ты…» – прочла я в ее взгляде.
Глава 21
20 июня 2019 г.
Утром меня разбудил запах кофе и жарящегося бекона.
Незадолго до этого мне снилось, что Лекси стоит в углу моей комнаты. С волос у нее текло, в комнате остро и сильно пахло бассейном. Мы играли в загадки. Мои были попроще. На четырех ногах, а не ходит? Стол! Загадки Лекси были сложнее. У кого есть и жабры, и крапинки? У мухомора. Ну и так далее… Честно говоря, я мало что запомнила, и только последняя загадка, которая так и осталась без ответа, продолжала мучить меня даже после того, как я проснулась.
Черный, холодный и пахнет тухлыми яйцами. Кто это?..
Когда я открыла глаза, Лекси отнюдь не исчезла. Она продолжала смотреть на меня с комода – отражение, в зрачках которого застыло отражение настоящего лица. Нарциссизм в квадрате. Или нарциссизм в версии моей сестры.
Машинально я бросила взгляд в тот угол, где в моем сне стояла Лекси. Там лежал на половичке Свинтус. Свернувшись клубком, он положил морду на лапы и поглядывал на меня прищуренным желтым глазом.
Выбравшись из постели, я спустилась в кухню. После вчерашнего голова у меня была словно ватой набита, глаза опухли, виски́ ломило. Соображала я с трудом, но мне очень хотелось поскорее найти логичное объяснение происшествия с фонариком. Действительно ли я уронила его в воду? Вчера я сосредоточилась на том, чтобы как можно точнее измерить глубину бассейна. Кроме того, я была напугана. Может, мне только показалось, будто фонарик пошел ко дну? Может, я уронила его не в бассейн, а на бортик и он все время там лежал? Наверное, когда он стукнулся о гранит, в нем отошел какой-то контакт и свет погас, а когда я его подобрала и снова включила, контакт встал на место и фонарь заработал… Может же быть такое? Вполне может.
А свет, который я видела в воде? Он мне что, почудился?
А всплеск, который я слышала совершенно ясно?
А…
– Доброе утро, Джекс, – приветствовал меня Тед. Он стоял у плиты и жарил бекон на большой низкой сковородке, на которой бабушка когда-то пекла оладьи: простые для меня и с шоколадной крошкой для Лекси. На соседней конфорке шипела и плевалась маслом вторая сковородка, в которой подрумянивалась картошка фри по-домашнему.
– Надеюсь, ты проголодалась, – сказал он, не дожидаясь моего ответа, и взял с тарелки два яйца. – Тебе, кажется, с двух сторон?
На самом деле поджаренную с обеих сторон яичницу любила не я, а Лекси.
– Мне – болтунью, – поправила я, бросая взгляд на часы. На часах еще не было девяти, а ведь отец никогда не вставал раньше полудня! И сомневаюсь, чтобы он хоть раз в жизни приготовил мне завтрак. – Вот не знала, что ты умеешь готовить, – заметила я, но мой сарказм пропал втуне.
– Еще как умею! – жизнерадостно откликнулся Тед. – Сейчас сама увидишь. А твоя тетка еще спит? Может, ее разбудить?
– Ни в коем случае, – решительно сказала я, наливая себя большую кружку вожделенного кофе. – Пусть выспится как следует. А ты что так рано?
– Мне приснился удивительный сон. – Тед улыбнулся мечтательно, как мальчишка. На кухонном столе, куда я присела с кружкой, валялись блокнот для эскизов, несколько цветных карандашей, ластик и точилка.
– А это у тебя откуда? – удивилась я.
– Это твоей сестры, – ответил отец. – Она устроила на чердаке настоящую художественную студию. Я позаимствовал кое-что из ее запасов.
– На чердаке? Ты ходил на чердак? – Когда мы с Лекси были маленькими, подниматься на чердак нам категорически запрещалось. Еще раньше, когда маленькими были наша мама и тетя Диана, на чердаке жила прабабушка. Насколько я знала, там до сих пор стояла ее тяжелая латунная кровать с матрасом и полным комплектом белья и покрывал. Тот, кто не знал, что прабабушка давно скончалась, мог подумать, что она по-прежнему там спит. Несколько раз я тайком все же пробиралась на чердак, и каждый раз эта кровать пугала меня до жути. Кроме того, мама и тетя частенько рассказывали, что бабушка под конец жизни окончательно спятила и стала совершать непонятные и необъяснимые поступки. Например, она хранила свои вставные зубы в большой стеклянной банке, которую ставила на пол рядом с передними ножками кровати, и, поднимаясь на чердак, я боялась столкнуться либо с безумной прабабушкой, либо с ее зубами, которые каким-то образом ожили, выбрались из банки и отправились путешествовать по всей мансарде.
– Да, – кивнул Тед. – Мне послышалось… показалось, что оттуда доносятся какие-то звуки, – («Прабабушкины вставные зубы прыгают по полу!» – пронеслось у меня в голове.), – и я решил проверить… Но там, конечно, никого не было – наверное, просто мыши. Зато я нашел студию Лекси. На столе лежал блокнот для эскизов, и я чисто машинально набросал кое-что из своего сегодняшнего сна… Знаешь, Джекс… – Тед лучезарно улыбнулся. – Так приятно снова начать работать! Откровенно говоря, я уже давно не занимался настоящим искусством. Мне даже начало казаться, что мой, так сказать, родник вдохновения иссяк и что я истратил свой талант на все эти дерьмовые флоридские пейзажики, которые так нравятся туристам. Оказывается, нет! Есть еще порох… Как бы там ни было, эти наброски – лучшее, что я сделал за годы. – Он разбил яйца и выпустил на сковородку. Масло зашипело, и Тед перемешал их лопаточкой.
Пока он возился с яичницей, я взяла в руки альбом для эскизов. Когда я была маленькой, отцовские рисунки мне очень нравились – он работал широкими, стремительными штрихами и использовал яркие, живые цвета. Кажется, в те времена его кумирами были немецкие экспрессионисты – Клее, Кандинский и Франц Марк.
