Быть может, стук в дверь мне почудился?.. Ну, допустим, звук я могла вообразить, но следы… Опустившись на колени, я коснулась пальцами верхней ступеньки. Она была влажной. Значит, мне не померещилось…
И никаких тебе folie à deux!
Я выпрямилась и окинула двор еще одним внимательным взглядом. Мне пришлось совершить над собой форменное насилие, но я все же заставила себя сойти с крыльца и сделать несколько шагов, хотя каждый из них уводил меня все дальше от света и безопасности. На негнущихся ногах я шла по мокрым следам и нисколько не удивилась, когда они привели меня прямо к калитке, за которой был бассейн.
Где-то далеко позади, в доме, снова зазвонил телефон.
Поудобнее перехватив ружье и положив палец на спусковой крючок, я пинком распахнула калитку и поморщилась от пронзительного визга петель.
– Эй? – громко сказала я, выходя на каменную площадку возле бассейна. – Кто здесь?
Никто не отозвался, но я обратила внимание, что от бассейна исходит какой-то необычный, чуть сладковатый аромат, смешивавшийся с обычным запахом ржавчины, минеральных солей и тухлых яиц. Потом раздался плеск, и я успела заметить у дальнего бортика какой-то светлый промельк.
– Кто здесь?! – повторила я, целясь из ружья в ту сторону, но там уже ничего не было. Только несколько небольших волн бежали по поверхности, постепенно исчезая.
Лекси… Пожалуйста! Пусть это будет Лекси!
Пусть сбудется желание, которое я загадала!
Верни мне Лекси…
Затаив дыхание, я ждала. Ничего. Ни звука, ни движения.
Только неподвижность, мертвый покой черной воды.
И все же я чувствовала, что бассейн влечет меня к себе, затягивает в свою черную бездну. Сама того не замечая, я сделала несколько шагов, подойдя чуть не к самому краю. Свет из дома бил мне в спину, и моя тень упала на неподвижную воду. Упала и растворилась в ней.
Крепко сжимая в руках гарпунное ружье, я на цыпочках двинулась к дальнему концу бассейна. Вдруг позади меня громко взвизгнула калитка, я резко обернулась и увидела темную тень, которая почти бесшумно приближалась ко мне. Еще немного, и я бы назвала ее по имени, но… нет. То была не Лекси. Это был кто-то более высокий и широкий…
– Стой на месте! Стой, или я стреляю! – взвизгнула я, вскидывая ружье.
Тень, качнувшись, остановилась и медленно подняла руки над головой.
– Не стреляй, Джеки! Это я, Райан! – услышала я знакомый голос.
– Что тебе здесь нужно? – требовательно спросила я, чувствуя, как мгновенно ослабли колени и затряслись руки. Тем не менее опускать ружье я не спешила.
– Я… я за тебя беспокоился. И хотел убедиться, что у тебя все в порядке.
– Я не слышала, как ты подъехал. И не видела свет фар.
– Я пришел пешком, – ответил он. – Я все время вспоминал наш разговор и… и отчего-то мне становилось все тревожнее на душе. В конце концов я не выдержал и…
– …И отшагал в темноте две мили вверх по холму?
– Ходьба всегда помогала мне думать. К тому же я надеялся, что на свежем воздухе я начну лучше соображать и мои тревоги рассеются… Слушай, опусти, пожалуйста, свой арбалет, ладно? – попросил он.
– Это не арбалет. Это гарпунное ружье. – Я шагнула к нему. – А ну-ка покажи ноги! Они у тебя мокрые?
Похоже, этот вопрос напугал его гораздо сильнее, чем направленное в грудь ружье. Я и сама понимала, каким безумием он отдает, но сейчас мне было наплевать.
– Господи, Джеки! Ты меня пугаешь! – Райан благоразумно не опускал рук. – При чем тут мои ноги?
– При том… При том, что я сама боюсь!
И это было еще мягко сказано!
– Все-таки не могла бы ты опустить эту штуку? – снова сказал он. – Пока ты меня и вправду не застрелила.
К этому времени мои глаза настолько привыкли к темноте, что я довольно отчетливо различала его бледное испуганное лицо и нахмуренный лоб. Ноги у него были сухие.
– Объясни-ка еще раз, что ты здесь делаешь в темноте. Зачем тебе понадобилось шпионить за мной?
– Я не шпионил. Я пришел, потому что волновался. Я никак не мог выбросить из головы наш утренний разговор, и с каждым часом мне все сильнее начинало казаться, что Лекси, возможно, была права. В конце концов я не выдержал, поехал в Эджвуд и поговорил с бабушкой. Кажется, впервые за всю жизнь я действительно ее слушал… Она сказала, что в бассейне уже много десятилетий обитает что-то странное и что все это время оно копило силы… Еще она сказала, что все, кто тонет в этой воде, остаются в ней навсегда. Конечно, это похоже бред, и я даже не буду притворяться, будто что-то понимаю, но…
– Зато я понимаю!
И я действительно поняла. Меня словно осенило: все странное и непонятное внезапно обрело значение и смысл. Я вспомнила все разговоры с Райаном, которые мы вели с тех пор, как я приехала, вспомнила все страшные истории, которые он мне рассказывал. А как он убеждал меня, что дом и бассейн могут быть для меня опасны!
– Понимаешь?.. – удивленно переспросил он.
– Теперь – да.
– И что ты понимаешь?
– Я знаю, кто ты такой.
– Я?..
Райан старательно делал вид, будто ничего не понимает. Жалкая уловка. И бесполезная к тому же.
– Ты правнук Бенсона и Элизы Хардинг, которые когда-то владели отелем.
Райан промолчал. Ему хватило ума не отрицать факты, но и признать их он был не готов. Не отводя взгляда от гарпунного ружья, Райан слегка попятился.
– О, ты очень не хотел, чтобы я об этом узнала. И твоя мать решила сделать так, чтобы я никогда не узнала. Она собиралась уничтожить улики. Собиралась, но не успела. Я застала ее на месте преступления, только тогда я еще не знала, в чем это преступление заключается. Но теперь я поняла. Не было никакого про́клятого бассейна, не было призраков и выползающих из воды чудовищ. Были только люди, которые любой ценой стремились получить то, что считали своим по праву.
– Мама? При чем тут она?
– А то ты не знаешь?.. Господи, какая же я была идиотка! Как я могла доверять тебе, Рай?!
Он тряхнул головой:
– Ничего не понимаю! Что я должен знать?
– Ты, твоя якобы больная мать и дряхлая бабка – вы все считаете, что эта земля и источник должны принадлежать вам! Что мой прадед приобрел их нечестным путем! Быть может, он действительно где-то сжульничал, передернул в карты – не знаю… Но вас это не оправдывает.
– Да в чем дело-то?! – Райан продолжал изображать из себя оскорбленную невинность, причем получалось у него это довольно убедительно. – Я честно не врубаюсь! В чем ты меня обвиняешь, Джекс?
