Или, возможно, она знает. Она будет очень скучать по Коннору. И как бы я ни была счастлива, что могу сказать Кэтрин, что все кончено, что Сол мертв, а Отбора не было и не будет, я боюсь говорить ей, что Коннора больше нет.
Как только фургон въезжает на стоянку, Шарлейн выходит первой и спешит к двери, спрятав руку под черной ветровкой. Думаю, она в ударе, или как там говорят.
Я собиралась открыть ей дверь, но решаю просто отступить назад, подняв одну руку и положив другую на Дафну, и дать Шарлейн воспользоваться ключами, которые я ей оставила. На сегодня мне достаточно пулевых ранений.
Увидев меня, она машет рукой остальным. Затем, бросив пистолет на диван, она бежит ко мне, чтобы обнять.
– О, слава богу, Кейт! Твой отец позвонил и сказал, что ты вернулась. Мы все так волновались.
Я обнимаю ее в ответ. Крепко. Нет, она не моя Шарлейн. У нас теперь другая история, и мои воспоминания о другой Шарлейн навсегда останутся лишь воспоминаниями. Но эта ее версия достаточно близка. Она моя подруга. Может быть, и не лучшая подруга, но у нас еще будет время.
– Макс жив, – говорит она. – Тилсон звонил Бену. Сказал, что вернулся около половины десятого. Секунду назад его не было, а в следующую он появился.
– Но не Ева?
– Нет. Тилсон сказал, что она не должна существовать в этом…
Остальную часть того, что она говорит, заглушает возбужденный лай Дафны, когда она видит, как Кэтрин входит в дверь. Я хватаю ее за ошейник, боясь, что она собьет Кэтрин с ног, потому что ее хвост неистово виляет и все тело дрожит.
Мама следует прямо за ней, и она направляется ко мне, но Кэтрин ее опережает. Она крепко обнимает меня, и я сразу понимаю, что папа рассказал им о Конноре.
– Мне очень жаль, Кэтрин. Так жаль. Он еще был жив, но я не могла… Я не могу…
Я разражаюсь слезами, и Кэтрин обнимает меня. Она не плачет, просто качает меня взад-вперед.
– Все в порядке, Кейт. Все нормально. Послушай. Каждый день, каждый божий день Коннор думал над тем, чтобы снять этот ключ. Хотел проверить, вернется ли он обратно в другую временную линию. К своим детям. И, может быть, он действительно вернулся. Мы не можем этого знать, но… возможно, так и случилось. Он сказал мне, что не позволит тебе оставить ему ключ. Это то, чего он хотел, Кейт.
Возможно. Но я не могу забыть о том, как он пытался ухватиться за ключ, исчезая. Никогда не скажу этого Кэтрин, никогда, никогда. Но этот образ снова вызывает у меня слезы.
Спустя несколько мгновений я прихожу в себя и вижу маму, стоящую спиной к стене возле кухонного стола. У нее грустные глаза. Может быть, ей немного обидно, что не она утешает меня, может быть, она немного сердится на Кэтрин за то, что она оттолкнула ее. Даже если она не знала Коннора, я вижу, что ей тоже больно, возможно, потому, что она видит, как сильно это ранит меня. Я одними губами произношу «я люблю тебя», и она одаривает меня крохотной улыбкой и маленьким жестом, говорящим «я тоже тебя люблю», который мы используем с самого моего детства.
А потом начинают дрожать плечи Кэтрин, и настает моя очередь утешать ее.
* * *
Бетесда, штат Мэриленд
11 сентября, 23:43
– Да, это консервы, но это лучшее из того, что есть. – Папа наливает мне в тарелку еще томатного супа и кладет рядом один из поджаренных бутербродов с сыром.
Потому что именно это делает папа, когда кто-то рядом с ним страдает. Или грустит. Или злится. Он готовит еду. И расстраивать его совсем не хочется, поэтому ты ешь.
Другая-Кейт сидит напротив меня, рядом с мамой, в кухонном уголке в доме Кэтрин. На ней мои штаны для йоги и одна из моих огромных толстовок. Которая все равно ей немного мала, но она, должно быть, была счастлива избавиться от тоги, которую я нашла в мусорном ведре в ванной комнате.
Вопрос того, случится ли у нас какая-то временная катастрофа, если ключ другой-Кейт, который также является ключом Кэтрин, будет находиться в одной комнате, был решен еще в коттедже, когда мы поняли, что они были в одной комнате, и ничего не произошло. Возможно, это тот же самый ключ, но Кэтрин говорит, что в нем другая генетическая информация. И это не один и тот же ключ, находящийся в одном и том же времени, по крайней мере, не с точки зрения ключа. Что бы, черт возьми, это ни значило.
– Вы уверены, что они отвезли Пруденс в Уолтер Рид? – спрашивает мама. – Я думала, это военный госпиталь.
– Именно это они мне и сказали, мама. Может быть, они решили, что она представляет угрозу национальной безопасности. – Она смотрит на меня так, будто я шучу, но на самом деле это не так. Саймон тоже там. – Я не знаю, пустят ли они тебя к ней.
– Ну, я должна попытаться. Но я могу просто взять такси.
– В этом нет необходимости, – говорит папа. – Я с удовольствием тебя подброшу.
Шарлейн и Бен отвезли Трея назад к коттежду, чтобы забрать его машину, а затем в отель, чтобы забрать Тилсона домой. Кэтрин сейчас в душе. Думаю, отчасти для того, чтобы немного побыть одной. Или почти одной. Я не удивлюсь, если Дафна залезла в душ вместе с ней. Она отказывается выпускать Кэтрин из поля зрения.
Папа проскальзывает в кухонный уголок со своей тарелкой и говорит мне:
– В духовке осталось еще шесть теплых бутербродов, и ты можешь разогреть еще супа, если я не вернусь к тому времени, когда придут остальные.
– Клянусь, в прошлой жизни Гарри был еврейской бабушкой, – говорит мама, проглатывая кусок бутерброда.
– Еда лечит, деточка, – отвечает папа.
Мама закатывает глаза:
– В твоей временной линии он такой же?
Мое второе «я» одаривает ее неловкой улыбкой:
– Более или менее. – Улыбка застывает и спустя мгновение исчезает совсем. – Вы почти такие же, как они. Или мне следовало бы сказать, какими они были?
– Может быть, они все еще существуют, – тихо говорит мама. Как Кэтрин говорила о Конноре?
– Может быть, – говорит другая-Кейт и снова принимается за суп.
Папа ловит мамин взгляд через стол и одаривает ее взглядом, который явно означает, что ей не следует затрагивать эту тему. Он явно думает о том же, о чем и я, и я почти уверена, что о том же думала и вторая-Кейт. Теперь и мама это понимает. Тот факт, что две Кейт находятся здесь, означает, что если их двойники еще существуют, то они лишились дочери.
За этим следует неловкое молчание и такое же неловкое прощание, когда мама и папа направляются к машине. Кирнан скоро должен быть здесь, и другая-Кейт настаивает, что не хочет задерживаться. Мама с папой украдкой поглядывают на ее живот, когда уходят, бросая последний взгляд на практически их внука или внучку, чье взросление они никогда не застанут.
Как только они уехали и мы остались вдвоем, она говорит:
