Я очень стараюсь быть вежливой. Это президент Соединенных Штатов, законно избранная, и я прекрасно понимаю разницу полномочий. Хотя я знаю, что она может раздавить меня и всех, кого я люблю, одним официальным движением пальца, ее намек меня очень злит. Я волнуюсь, что мама получила больше, чем рассчитывала, что забота о Пруденс станет огромным бременем для нее, а тут она намекает, что мама взялась за это ради денег.
– Маме не нужны деньги Пру. Она всего лишь хотела вернуть свою сестру.
– Уверена, так и есть.
– Да, так и есть. Пусть ваши адвокаты составляют любые бумаги, какие только вам захочется. Я совершенно уверена, что мама подпишет их, только если они не помешают ей видеться с сестрой.
– О, это не мои адвокаты, – говорит она. – У меня нет официальной связи с «Кирист Интернэшнл». Это лишь моя религия, и, очевидно, у меня есть интерес к последствиям для национальной безопасности после недавних… событий. И к твоей роли в этих событиях. Хочу успокоить тебя, все предметы, изъятые из твоей резиденции, и твои действия во время всего этого дела были опечатаны и засекречены по соображениям национальной безопасности. То же самое касается твоих друзей и семьи. Но, пожалуйста, пойми, что это может измениться в одно мгновение. Если ты начнешь делать заявления для прессы, или если появятся какие-либо признаки того, что ты утаила информацию, или, самое главное, если появятся какие-либо изменения во временной линии, мне придется пересмотреть это решение. Как и тем, кто следует за мной в администрации.
– Я все понимаю. – Она молчит мгновение, и я задаюсь вопросом, не ждет ли она, что я поблагодарю ее. Возможно, мне следовало. Она могла бы поступить совсем иначе и разрушить мою жизнь и жизнь всех, кто мне дорог. Но я не могу полностью выразить свою благодарность, когда она также является тем человеком, который мог бы послать подкрепление в храм вместо того, чтобы подвергать опасности людей, которых я люблю. Возможно, Коннор был бы…
– Какие у тебя планы на будущее? – спрашивает она.
Это было неожиданно.
– Э-эм… школа? Мне нужно кое-что наверстать. А потом колледж.
– Ты не думала присоединиться к киристам? Из тебя вышла бы замечательная сестра Пруденс.
Я смеюсь, но, очевидно, она не шутила.
– Они бы постарались, чтобы это стоило твоего времени… и я правда думаю, что в ближайшие годы в «Кирист Интернэшнл» произойдут некоторые серьезные изменения. Ты сможешь сделать очень много добра, даже если ты не верующая.
– Нет, спасибо, – как бы мне ни хотелось убраться отсюда, мне все же нужно узнать кое-что. – А что с Саймоном?
– О. Я думала, ты знаешь. Скончался по дороге в госпиталь Уолтера Рида. – Я пытаюсь прочесть выражение ее лица, но понятия не имею, лжет ли она. – Странно, что у него не оказалось ключа. И у Конвелла.
Я киваю в сторону пакета с мертвыми ключами:
– Они в сумке. А тот, что носите вы? Вы планируете его деактивировать?
Ее глаза чуть-чуть прищуриваются:
– Нет, Кейт. Если реальность вокруг меня изменится, я хочу это знать. Уверена, ты поступила бы так же… То есть если бы ты была на моем месте.
В каком-то смысле она ошибается. Я хотела снять этот ключ с тех самых пор, как Кэтрин дала его мне. Да, если отбросить опасные для жизни аспекты, это было невероятное приключение. Я, возможно, оглянусь назад спустя много лет и буду жалеть, что не могу снова пережить не самые ужасные моменты последних нескольких месяцев. Но в обмен на эту ностальгию я выберу безопасность. Выберу уверенность в том, что моя семья в порядке и что люди вокруг меня не забывают, кто я такая, изо дня в день.
Чтобы все самое важное в моей жизни происходило по порядку.
Но, с другой стороны, ключ Пру все еще активен. Ключ Паттерсон все еще активен. Одна нестабильна, а другая… киристка, находящаяся у власти. Которая могла бы солгать, утверждая, что Саймон мертв. У которой есть ресурсы для поиска других людей, которые могли бы иметь этот ген или, насколько я знаю, создать их.
Так что да, она права. Я не уверена, что смогу с этим поделать, но если реальность вокруг меня изменится, я хочу знать.
* * *
Бетесда, штат Мэриленд
14 сентября, 18:57
Кэтрин жертвует фотографией отеля в Неаполе, где они вдвоем провели пятидесятилетие Коннора. Ее края скручиваются и обугливаются, когда она попадает в пламя.
Папа следующий. Он добавляет горсть кофейных зерен в очаг вместе с кренделем, который, как он говорит, остался от Дафны.
Теперь моя очередь. Я бросила кусок картона, оторванный от коробки с пиццей «Валенсия».
Мы наблюдаем, как он сгорает. Ветерок подхватывает крошечный белый клочок обугленной бумаги, и он улетает. Какое-то время я наблюдаю за ним, но потом решаю, что не хочу видеть, как он зацепится за лист или упадет на землю. Я хочу верить, что ветер отнесет наши сожженные подношения Коннору куда-нибудь в другую реальность, где он сидит на заднем крыльце и ест пиццу с Энди и Кристофером.
Я хочу верить. Ведь случались и более странные вещи.
Когда заканчивается наша личная поминальная служба, приходят другие, те, кто знал Коннора, но не так хорошо. Трей. Шарлейн и Бенсен. Сара, которая на самом деле совсем не знала Коннора, но все равно заглянула, потому что она почти не видела папу в последние несколько недель. Мамы и Пруденс нет. На следующую неделю мы запланировали ужин: я, Кэтрин, мама и Пру. Может быть. Все зависит от того, как чувствуют себя Пруденс и Кэтрин. И хотя я вижу, что Кэтрин хотелось бы большего, это будет шагом вперед. Я лишь надеюсь, что они все перестанут упрямиться и правда сделают хотя бы один крошечный шаг, пока Кэтрин еще жива.
Как же раздражает, что всем приходится парковаться на следующей улице и протискиваться через изгородь, но перед домом все еще стоят две машины: с репортерами, желающими узнать последние новости о сестре Пру. Мы сидим у костра, который вполне уместно пахнет подгоревшим кофе, и обмениваемся историями о Конноре.
Когда около восьми раздается звонок в дверь, папа и Дафна заходят внутрь, чтобы ответить, надеясь, что это доставка пиццы, а не папарацци. Спустя минуту я заглядываю в кухню и вижу его в фойе, расплачивающегося с водителем, поэтому мы с Треем заходим, чтобы помочь ему с коробками.
Но в кухню входит кто-то еще. Это молодая женщина, высокая и красивая – и сначала мне показалось, что папа впустил репортера. Затем я замечаю, что у нее на бедре сидит малыш, который, кажется, твердо решил спуститься. Его взгляд прикован к Дафне, которая с любопытством принюхивается к его ерзающим ножкам.
Женщина удивляется, увидев мое лицо.
Я вежливо улыбаюсь и вздыхаю. Потому что это уже начинает надоедать.
Трей замечает мое выражение лица и смеется:
– Нам нужно раздобыть тебе табличку с надписью «Не сестра Пруденс».
