– Например? – спрашивает Тилсон.
– Сделайте что-нибудь простое, если хотите. Пусть она вернется на пятнадцать минут назад и вмешается в совещание.
– Нет, – говорю я. – Я уже была в комнате в тот момент, и я не хочу пересекаться с самой собой. Это образует что-то вроде обратной связи в мозгу. Я видела, что это сделало с моей тетей, поэтому избегаю такого. И это может быть нелегко для всех остальных. От этого голова идет кругом.
– Что вы имеете в виду? – спрашивает Тилсон.
– По моему опыту, когда люди без гена ХРОНОСа видят что-то… противоречивое… у них болит голова. Они чувствуют тошноту в течение нескольких минут. Трей считает, что это похоже на морскую болезнь. Мозг не может обработать диссонирующие образы или воспоминания, поэтому он бьет по желудку.
Элликотт одаривает меня покровительственной улыбкой:
– Я думаю, что мы можем справиться с небольшим дискомфортом, мисс Келлер.
– Да, для вас это может быть всего лишь одно маленькое воспоминание. Но тот факт, что вы видели меня раньше, изменит кое-что в нашем разговоре. Вы этого не запомните. А я запомню, – я смотрю на кружку, стоящую на столе перед ней. – В котором часу вы были в кафе?
– Около восьми-десяти, – осторожно отвечает она.
– На М-стрит?
– Да. А что?
Я достаю из кармана телефон, открываю приложение камеры и фотографирую Элликотт. Затем я достаю свой ключ ХРОНОСа и перемещаюсь.
* * *
Джорджтаунский университет
11 сентября, 7:40
Когда я помогала маме подготовиться к ее исследовательской поездке, одной из моих обязанностей было переносить книги из ее офиса обратно в таунхаус, чтобы она могла упаковать их и отправить в Италию. У профессоров истории бывает безумное количество книг, и все они тяжелые. Вместо того чтобы взять напрокат грузовик, мама решила, что будет дешевле и проще (по крайней мере, для нее), если я отнесу коробки вниз и несколько раз вызову такси.
Учитывая то, что мама была занята совещаниями, а я каждый день тратила добрых двенадцать часов на исследования, связанные с ХРОНОСом, я решила, что будет лучше пропустить часть с переноской коробок и вызовом такси. Я установила локальную точку в ее офисе на территории кампуса, упаковала коробки и переместилась обратно в стабильную точку в нашей гостиной. Через полчаса я уже закончила.
Теперь я вдвойне рада, что срезала себе путь. В 7:40 утра в мамином доме никого нет. Спустя несколько минут я уже пересекаю Копли-Лоун, выхожу на тротуар на О-стрит и около восьми оказываюсь в кафе «Дин & ДеЛука». Я могла бы оказаться там еще раньше, но заглянула по пути в одно место, которое мне очень нравится на О-стрит, чтобы купить кофе и бискотти.
Это не какая-то минутная слабость (ну, за исключением бискотти). Кофе – неотъемлемая часть моего плана.
Уже скорее 8:15, когда черный седан подъезжает к магазину. Водитель открывает дверь Элликотт и направляется вниз по кварталу, свернув налево на улице Висконсин. Спустя несколько минут машина уже объезжает квартал и оказывается на Потомак-стрит, прямо напротив кафе.
Я прислоняюсь к кирпичной стене и жду. Через несколько минут Элликотт выходит из магазина в своем отвратно ярком синем костюме, держа в руках кофе и маленький белый пакетик с вредным завтраком. Она не замечает меня до тех пор, пока последние 20 процентов моего кофе – теперь уже теплого – не встречаются с передней частью ее пиджака.
Но даже тогда она не смотрит мне в глаза. Я бормочу извинения, а она бормочет ругательства. К этому времени ее машина уже стоит у обочины. Она снимает пиджак, как только садится на заднее сиденье, и начинает промакивать его салфеткой, пока седан отъезжает.
Я шагаю по противоположной стороне Потомак-стрит, пока не нахожу переулок между студией йоги и офисным зданием. Затем я вытаскиваю ключ и перемещаюсь обратно в конференц-зал, на тридцать секунд позже того момента, когда я ушла.
* * *
Штаб Пятой Колонны
11 сентября, 9:42
Все сидят на своих прежних местах. У Селены Элликотт все то же встревоженное выражение лица, тот же шлем из светлых волос, тот же безупречный маникюр. Единственное, что портило ее безупречный в остальном вид, – это коричневое пятно возле плеча.
– Простите за ваш пиджак.
Я достаю из кармана телефон и нахожу фотографию, которую сделала перед уходом. Затем я обхожу стол и показываю ее всем, чтобы они хорошо ее разглядели.
– Этот телефон был у меня в тот момент, когда я переместилась, и все это время находился под полем ХРОНОСа. Как видите, пиджак сенатора Элликотт не был испачкан, когда я была здесь ранее. Я вернулась назад и наткнулась на нее со своим кофе…
Ее глаза сужаются.
– И я пришлю тебе счет. Это пиджак от Макс Мара!
– Простите, – повторяю я, но даже для моих собственных ушей это звучало неискренне. – Мне нужно было что-то такое, что не повлияло бы на всех… что не изменило бы ход встречи. Это было лучшее, что я смогла придумать за такой короткий срок.
– Ты могла сделать это с помощью фотошопа, – говорит Элликотт, кивая на телефон.
– А как насчет ее исчезновения? – спрашивает Шарлейн. – И появления? Это тоже был фотошоп?
– То, что она исчезла, вовсе не означает, что она путешествовала во времени. Она могла накинуть что-то на себя или еще что.
Я вздыхаю.
И Макс тоже:
– Да сколько можно! Мы столкнулись с серьезной катастрофой, которая может произойти в любой момент. Вы знаете, что это правда – Тилсон доказал это с помощью газеты, а теперь она снова доказала это с помощью кофе. Если вы не уверены, идите домой и не мешайте нам. У нас нет времени на это дерьмо.
Макс занимает высокое место в моем списке придурков после того, как ворвался в дом Кэтрин и вообще усложнил мне жизнь. Но за это я собираюсь наградить его очками Брауни
[6], хотя он и сверлит меня взглядом. Он не собирается делать мне никаких одолжений. Он просто устал тратить время впустую.
На мгновение воцаряется тишина, а затем лысеющий мужик произносит:
– Я все еще хочу знать, как работает этот медальон, прежде чем делать какие-либо…
– К сожалению, – говорит Тилсон, – у нас нет возможности точно определить, как он работает и как его воспроизвести. – Он делает ударение на последних двух словах, и губы собеседника дергаются вниз. – И хотя это идет вразрез с моим общим убеждением, что знание никогда не бывает плохой вещью, нашему правительству не хватило мудрости защитить это знание через триста лет. Было бы ошибкой полагать, что мы обладаем этой мудростью сегодня.
