– Пожалуйста, мальчики, – скулил он. – Пожалуйста, нет… Мне нужна помощь…
Они не желали слушать. Волна безумия достигла своего пика. Они легко волокли скаут-мастера. Его вес, разделенный на пятерых мальчишек, оказался не больше, чем у младенца. Руки Эфраима скользнули под рубашку Тима. Под последним ребром мальчик нащупал резкую впадину. Тело скаут-мастера ссохлось. Ладони Эфраима коснулись живота… И потрясенно отдернулись, когда нащупали нетерпеливые толчки.
Шелли оскалился. Он походил на гиену, рыскающую среди трупов на поле боя. Кент распахнул дверцу шкафа. Внутри было пусто, если не считать нескольких позвякивающих вешалок. Ребята закатили туда Тима, точно бочонок. Дрожащие пальцы скаут-мастера цеплялись за дверной косяк. Эфраим аккуратно убрал их.
Мальчишки всем весом навалились на дверь. Дышали они рвано и порывисто. Кент бросился в спальню и вернулся с кодовым замком. Продел его сквозь защелку и запер.
Внезапно ребята словно очнулись. Макс и Эфраим нервно обменялись невеселыми взглядами. Из-за двери стенного шкафа доносились всхлипы их скаут-мастера.
– Когда мы его выпустим? – спросил Ньютон.
– Когда сюда доберется лодка, – холодно ответил Кент, – не раньше.
– А если она не появится?
– Заткнись, Ньют, – отрезал Кент.
Никто не стал спрашивать комбинацию замка – все понимали, Кент ее не назовет. На столе стояла початая бутылка виски. Напиток для мужчин. «Генерал Джордж Паттон выпивал перед битвой рюмку дешевого виски, – постоянно говорил отец Кента, – а после победы – стакан самого лучшего».
Что же это, если не победа? Когда завтра прибудет лодка, его сообразительность оценят по достоинству.
– Давай, Кент, – сказал ему Шелли, – выпей.
– Нет, – возразил Макс, – не надо…
Но тот уже поднес бутылку к губам. Виски расплавленным железом потекло в горло. Кент вытер рот ладонью. Его гримаса превратилась в широкую ухмылку.
– Все будет хорошо, парни.
* * *
Из показаний, данных под присягой Натаном Эриксоном Федеральному Следственному комитету в связи с событиями, произошедшими на острове Фальстаф, Остров Принца Эдуарда:
Вопрос: Мистер Эриксон, расскажите, как вы познакомились с доктором Клайвом Эджертоном.
Ответ: Я тогда только выпустился из медшколы. Некоторые мои однокурсники стали адъюнктами, но они-то были лучшими из лучших. А я больше походил на балласт.
В.: Оказались не у дел?
О.: Можно и так сказать. Немногие компании готовы нанять молекулярного биолога-теоретика, чьей докторской было «Сравнение процесса старения человека и нематоды C. elegans».
В.: Нематоды C. elegans?
О.: Это круглый червь. Около миллиметра длиной. Caenorhabditis elegans, но все называют его просто C. elegans. В течение своей жизни он проявляет много привычных для старения человека признаков: снижение подвижности, образование морщин, деградация тканей, снижение способности бороться с инфекцией. Я пытался найти гены, которые могли бы замедлить процесс старения человека.
В.: Благородное стремление.
О.: Ну да. Я был ослеплен наукой.
В.: Как о вас узнал Эджертон?
О.: Многие исследователи вились вокруг этой программы, понимаете? Они и прикинули, что могут приманить какого-нибудь недавнего выпускника – того, кто согласится выполнять черную работу.
В.: То есть Эджертон пригласил вас?
О.: Скажем так: это была ситуация обоюдной безысходности.
В.: Почему он выбрал вас?
О.: Как уже сказал, я дешево обходился и не имел никаких других вариантов. Но я работал с нематодой C. elegans, которая имеет примерно такое же сходство с эхинококком, как гольян с большой белой акулой. И ни одно из этих созданий не похоже на то, что вывел Эджертон.
В.: Вывел? Разве вы не вдвоем работали над мутировавшим экземпляром?
О.: Послушайте… На мне всегда будет лежать груз вины. Я мог бы сказать вам, что результат был неизвестен, что я просто занимался наукой, а если бы имел представление о том, к чему все приведет, то сжег бы лабораторию дотла. Когда следствие закончится, вы отправите меня в тюрьму. Я это заслужил. И большего заслужил, но для некоторых преступлений не существует подходящего наказания. Я приложил руку, но мой вклад был минимальным.
В.: Как так?
О.: Клайв Эджертон – гений. А еще он чокнутый, простите за мой французский, и, возможно, социопат, но, несомненно, гений. Хотя мой IQ, вероятно, выше, чем у большинства людей в этой комнате, я был не более чем лабораторной обезьянкой Клайва. Я не способен видеть биологические процессы так, как он. Не способен видеть цепочки, а значит, не способен разорвать и переупорядочить их. Так что да, я понимал, что мы делаем – теоретически, во всяком случае, – но ничего не создавал. Я не способен.
В.: Но вы понимали?
О.: Да.
В.: И никому не сказали?
О.: Верно.
В.: Почему?
О.: Коммерческая тайна. Мы трудились над тем, что в случае успеха могло принести миллиард долларов. Эджертон работал по гранту биофармацевтической компании. Секретность имела решающее значение.
В.: Настолько решающее, что вы рисковали жизнями?
О.: Мы не знали, что на кону стояли жизни… Мы ведь говорим об одном из трех священных Граалей современной медицины – способе лечения мужского облысения, способе обратить вспять процесс старения и способе похудеть, не прилагая усилий. Что если кто-нибудь изобретет таблетку, которую можно проглотить перед сном и проснуться утром с пышной шевелюрой, или без морщин вокруг глаз, или на пять фунтов легче? Сколько за нее можно будет выручить? Клайв часто повторял старое изречение: «Невозможно быть слишком богатым или слишком худым». Он говорил: «Если я могу сделать богатых худыми, то они сделают богатым меня».
* * *
16
БЛИЖЕ К ПОЛУНОЧИ Макс спустился к морю. Небо было усыпано далекими звездами. Пляж узкой, похожей на кость полосой тянулся до самой кромки воды. Море короткими всасывающими вдохами наползало на берег. Казалось, что остров пыталось проглотить огромное беззубое существо.
К Максу присоединился Ньютон. Его ладонь легла на обнаженную руку приятеля. Страх проскочил между мальчишками – теперь Макс тоже его почувствовал.
– Мы не должны были так поступать со скаут-мастером.
– Он болен, Ньют.
– Я знаю. Но в шкаф. Так нельзя. Разве я не прав?
– Ты тоже участвовал, – устало произнес Макс.
Сглотнув, Ньютон кивнул:
