Преследующие катера зажали суденышко с двух сторон. На палубу быстро перебрались какие-то люди. Эфраиму показалось, что на солнце блеснуло оружие.
Катера покачивались в волнах прибоя. Мальчики наблюдали за происходящим, заслонившись ладонями от яркого солнца. Черные катера ушли тем же путем, каким появились. Гоночный остался на месте, но выглядел опустевшим. А когда нападавшие были уже далеко, его сотряс небольшой взрыв. Из двигателя вырвался столб пламени. Над морем пронесся звук, похожий на выстрел из дробовика.
– Какого черта? – На лице Эфраима смешались недоумение и страх. – Что тут происходит?
Ни у кого не было ответа – ни о том, что случилось с мистером Уолмаком или его катером, ни о том, что вообще происходило с тех пор, как две ночи назад приплелся тот странный незнакомец.
Все утратило смысл. Происходящее было за пределами.
Гоночный катер затонул в считаные секунды.
25
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОНИ отправились в лес, Ньютон вернулся в хижину за веревкой и полевым журналом. Сердце мальчика стучало словно тамтам. Он еще не успел переступить порог, а на лбу уже выступили крупные капли пота.
«Не делай этого, – прозвучал в его голове голос матери. – Пожалуйста. Это очень опасно, Ньют».
Мать Ньютона все время оберегала своего единственного сына. Элизабет Торнтон залетела за день до того, как получила титул «Мисс Острова Принца Эдуарда». Для острова «залетела» было обычным выражением, как будто местные женщины постоянно отовсюду слетали – с табуретов, с лестниц, с утесов – и по пути залетали. Своей беременностью Элизабет была обязана стилисту – утонченному мошеннику, который наставлял ни о чем не подозревающих конкурсанток. За определенную плату он учил их натирать зубы вазелином до жемчужного блеска или для придания должного подъема обматывать грудь клейкой лентой. Подобные люди следуют за конкурсами красоты, словно чайки за краболовными траулерами.
Именно этот стилист и обеспечил Элизабет интересное положение накануне шарлоттаунского фестиваля картофеля. А на следующий день исчез, совсем как сборщики картошки, саранчой налетавшие на остров осенью лишь затем, чтобы с первыми зимними ветрами вернуться на материк. Ньютон никогда не спрашивал об отце. У них с матерью сложился свой идеальный маленький мир, где он был вполне счастлив. А что касается навыков, которым мог бы научить его отец, ну, был ведь скаут-мастер Тим. И он казался Ньюту гораздо лучшим (суррогатным) папой, чем какой-то стилист.
Из-за осложнений во время родов у Элизабет сильно зарубцевались стенки матки. Иметь детей она больше не могла, Ньютон остался ее единственным.
«Тут у некоторых полным-полно ребятишек, – говорила она сыну, – как будто они пытаются сотворить совершеееенно идеального. Ну, а у меня сразу получилось! Думаю, так Бог по-хитрому сказал мне, что больше не нужно пытаться. Я всегда смогу найти другого мужчину, но никогда не смогу найти другого сына».
А уж находить мужчин Элизабет умела. Ей достаточно было выйти на улицу и свистнуть, как со всех сторон сбегались претенденты с цветами и коробками шоколадных конфет в мозолистых руках. Элизабет Торнтон была настоящей красавицей. Еще одна расхожая фраза острова – «Женщины после двадцати пяти нужны так же, как и елочный базар после Рождества» – к ней не относилась. С возрастом ее лицо приобрело призрачное сияние, которое только усиливало красоту. Недостатка в поклонниках у Элизабет не было несмотря на то, что она была обременена сыном-подростком. Даже таким чудаковатым, как Ньютон. Хотя ни на какие уговоры выйти замуж она не поддавалась и они продолжали жить вдвоем в маленьком домике на окраине города. Вполне счастливо.
Однако Элизабет была страшно мнительной. К большому огорчению Ньюта, она жаждала завернуть его в пузырчатую пленку, прежде чем выпустить в мир. Даже скаутов не одобряла. Но понимала, что для него отряд – единственная отдушина, ведь дети в школе бывали очень жестокими. Сыновья ловцов омаров и фермеров не понимали ее чувствительного мальчика. Лучше уж скауты, чем одинокие прогулки по лесу и гербарии с корешками и папоротниками.
– Будь осторожен, – сказала она Ньютону перед поездкой на остров Фальстаф, затем поцеловала в лоб и взъерошила волосы. – Не ешь подозрительные грибы и не гоняйся за тем, что может тебя укусить.
– Мама, пожалуйста, – убито ответил Ньютон.
Пока он пробирался через разрушенную штормом хижину, в ушах звучал ее голос: «Ньют… Ох, Ньют, мальчик мой, это плохая затея».
Но разве у него был выбор? Здесь его книги. И веревка. Без них всем придется голодать. А Кент, возможно, умрет так же, как и скаут-мастер.
На одно мимолетное мгновение у Ньютона возникла непривычная для него фантазия: он представил себя дома, кругом толпа поклонников, а в починенной им лодке благодарные собратья-скауты. Затем церемония в ратуше, мэр прикалывает ему на грудь значок, в позолоченной раме стоит портрет скаут-мастера Тима, мама машет из толпы, рядом невредимые и признательные Макс и Эфраим – теперь они его друзья, – мэр называет его настоящим героем, а Ньют возражает: «Все благодаря моей скаутской подготовке, сэр».
Из-за этой глупой и самоуверенной выдумки он немного смутился.
Крыша хижины просела сгнившей аркой и касалась пола – или почти касалась. Часть ее все-таки не дотягивалась – неровный край с покрытой плесенью черепицей не доставал до половиц. На другой стороне – возможно, всего в футе от Ньютона – лежало тело скаут-мастера. В последний раз, когда они с Тимом виделись, тот корчился от боли… Ньютону не хотелось об этом думать. Но первые прожилки настоящего ужаса уже начали змеиться в животе. Жуткая тишина давила на грудь. И отражалась такой же жуткой тишиной по ту сторону крыши, где остался скаут-мастер.
Или тишина была неполной? Ньютон почти не сомневался, что расслышал что-то.
«Ньютон, маленький мой, убирайся оттуда, убирайся немедленно!»
Он подумал о своем кузене, Шервуде. Высоком, широкоплечем Шере, с налитыми мускулами деревенского парня. А после задумался об Алексе Марксоне, мальчике, созданном им на Facebook, – сплаве Шервуда и его самого.
«Как бы поступил Алекс Марксон?» – гадал Ньютон. Он превратил фразу в аббревиатуру: «КБПАМ?»
Итак… КБПАМ в такой ситуации? Алекс не стал бы бояться. Хотя нет, Алекс стал бы бояться, потому что Алекс, безусловно, нормальный человек с нормальным инстинктом самосохранения. Но он сделал бы все, что потребуется. Он поступил бы правильно.
Как могли черви оставаться живы, если их хозяин умер? Такое ведь невозможно, верно? Ньютон уставился на выступ между черепицей и полом. По краю тянулась едва заметная светлая полоска…
Да, он мог поклясться, что видел какое-то движение. Мелькание крошечных извивающихся теней.
Затем Ньютон услышал шорох. Словно тараканы копошились в миске незастывшего желе. В рот брызнула слюна, горькая и терпкая, как хлорофилл в листке воскового растения. Ньют ослабел от страха. Желудок словно наполнился холодным свинцом, а яички втянулись.
