– Значит, не хочешь быть ни Кискиеней, ни Кишкиеней? –вернувшись домой, Андрей снял кроссовки и подошел к жене. Неринга подняла голову от компьютера и потянулась к нему для поцелуя.
– А уж тем более меня не прельщает идея быть Кишкой или Киской.
– Интересно! Значит, ты собираешься отзываться на «Неринга, кис-кис», но в киску при этом превращаться отказываешься?
– Ну… – Неринга медленно поднялась со стула. – Разве что для тебя…
– Всё-таки отвык я без тебя работать… – сказал Заяц, пятнадцать минут спустя, поднимаясь с пола. – Всего-то неполных четырнадцать часов не виделись, а я, представляешь, соскучился!
Переезжая в отдельную квартиру, они вынуждены были выслушать от друзей и знакомых сотню вариаций шутки: «Теперь вы сможете голыми по дому ходить». Не то чтобы Андрей или Неринга испытывали тягу к нудизму, но, как показал опыт, доля истины в этой банальной шутке была. И достаточно ощутимая доля. Неринга поднялась следом и прошла по коридору в спальню, откуда вышла уже в халате.
– Я заметила, зайчик. Бойлер я ещё час назад включила, так что смело можешь идти в душ. Я, конечно, не против наблюдать рядом с собой красивого обнаженного мужчину, но красивый чистый обнаженный мужчина – это, согласись, даже круче!
– Круче, – Согласился Андрей. – А ты мне пока можешь чаю заварить. Сегодня я пью «Lady Grey», я так решил! Тем более мужественность свою я уже доказал и могу, не опасаясь, пить чай с таким маркетингово однобоким названием.
– Уже доказал? – Неринга картинно приподняла брови. – Ты считаешь, что это было всё доказательство?
Заяц мелко закивал:
– Я старый больной уставший человек, каких еще подвигов ты ждешь от меня, женщина? – они рассмеялись. – Ладно, я всё-таки в душ…
Поездка Неринги в литовское посольство в Лондоне пришлась на предпоследний день смены. Отработав еще один и отоспавшись, на выходных, супруги занялись тщательным выяснением всех нюансов литовских правил смены фамилии в связи с вступлением в брак. Выяснили они, в частности, что хотя какое-то время рассматривалось предложение разрешить женщинам брать мужские, оканчивающиеся на –ас/ис/ус формы фамилий, особенно если супруги проживают за пределами Литвы. Но было бы слишком удивительно, если бы в Литве приняли закон, удобный для её граждан, и, дабы не травмировать психику народа, его отклонили. Получить «мужскую» фамилию супруга всё-таки может, но для этого семья должна писать ходатайство на имя президента республики, указать там веские причины по которым супругам необходима полная идентичность фамилий и ждать, пока ходатайство будет рассмотрено. Повлиять на исходмогут специальные заслуги перед государством кого-либо из супругов.
– У тебя таких заслуг нет? – с надеждой спросила Неринга, когда Андрей зачитал этот пункт. Андрей задумался.
– Ну… – наконец, неуверенно протянул он. – Я оттуда уехал… Как ты думаешь, это считается?
Неринга вздохнула:
– Вряд ли проявление здравого смысла – это заслуга. Тем более, когда речь идет о Литве: там здравый смысл граждан никогда не идет на пользу государству, во всяком случае если судить по тому, как старательно государство этот здравый смысл из граждан выбивает…
– Значит, нет, – Вздохнул Заяц, возвращаясь к изучению текста на ноутбуке.
Звонок с литовского номера прозвучал днем предпоследнего выходного. Не успевший сразу ответить на звонок, Заяц задумчиво рассматривал экран своей Lumia-800.
– Кстати, нужно как-нибудь до Мэйдстона доехать… Вроде скоро должна девятисоточка в продаже появиться у нас…
– Хочешь? – из служившего кухней закутка в гостиной отозвалась Неринга.
– Всегда, – Заверил Заяц. – Но, наверное, сначала поужинаем. А телефон – ну, посмотрим, на каких условиях они контракт предлагают. Как ты думаешь – перезвонить анонимным соотечественникам?
– Перезвони, вдруг что-то важное. Или просто номер у кого-нибудь из твоих поменялся…
– Или Грибаускайте
34 звонила… – хмыкнул Андрей. – «Мои службы донесли, что вы интересуетесь сменой фамилии, так что же вы, уважаемый Кишкис, сразу ко мне не обратились». Ладно, давай выясним…
– Знаешь, – сказал он, завершив разговор. – А я почти прав.
– Что, не Грибаускайте, а Кубилюс? – пошутила Неринга, не отвлекаясь от нарезания картошки. Однако против обыкновения муж не поддержал шутки.
– Да не, так… Один… Призрак прошлого… Но мне на полном серьезе предлагают заиметь перед государством специальную заслугу. Причем такую, что и попытки на должно хватить.
Андрей прошелся по комнате и остановился возле шкафа. На его крышке стояла коробка, с надписью: «Разное» – за время жизни в доме, пусть и делимом с другими, они успели обрасти хламом и не все теперь находило себе место в квартире. Например, не находил его извлеченный сейчас Зайцем из коробки баскетбольный мяч.
– Я пойду, прогуляюсь чуть-чуть, – сообщил он. – Аппетит нагуляю, опять же.
* * *
Город, где Заяц нагуливал аппетит назывался Ширнесс. Это был обычный английский городок – с узкими улочками, где дома выше трех этажей –редкость, обязательным названием Хай-стрит для центральной улицы и со стандартным набором магазинчиков на ней. Город, в котором большая часть жителей знала друг друга по именам и все, кто прожил здесь больше трех месяцев, знали прочих горожан в лицо. Всё это для выросшего в Вильнюсе Зайца было странным, но не более. По-настоящему непривычным и неудобным было почти полное отсутствие баскетбольных колец в городе. В городе вообще было только две спортивных площадки и только на этих двух площадках и были баскетбольные кольца, хотя практически каждому дому принадлежал внутренний дворик, где, по мнению Зайца и прочих, проживавших здесь литовцев, самое место для баскетбольного щита. Отсутствие этих щитов заставляло по-настоящему почувствовать: здесь не Литва. Это и другой, на порядок лучше, уровень жизни.
Заяц подошел к кольцу. Рядом, на обнесенной проволокой площадке подростки играли в мини футбол, но баскетбольный участок спортивной поля был традиционно свободен. Встал перед линией трехочкового, прицелился, бросил. Прошел под кольцо, подобрал мяч, вернулся к дальней линии, бросил опять. Через какое-то время его окликнули:
– Восемь подряд! Невероятно! Ты профессиональный игрок?
Заяц обернулся. Потревожили его молодые англичане – четыре парня лет восемнадцати – двадцати. Один несет двадцатибаночную упоковку «Foster»‘а, другой – дожевывает «BigMac», выглядят прилично. Не заплывшие жиром. Улыбнулся им.
– Я из Литвы, там баскетбол – вторая религия. Некоторые люди утверждают, что он у нас в крови. Хотите присоединиться?
