«Молодой человек рядом со мной: “Мой отец все верил в победу, меня не слушал. Но теперь даже и он уже не верит… большевизм и международное еврейство побеждают…” Молодая женщина, сидящая на некотором отдалении, по-прежнему верила в победу, полагалась на фюрера, ее муж сражался в Бреслау, и она верила».
Интерес Клемперера к разговорам посторонних людей подпитывался жаждой определить степень их доверия к пропаганде Геббельса – насколько она оставалась созвучной их мыслям, до какой степени вписывалась в их видение войны. Царапая строки, фиксируя возрастающую неустойчивость настроений от радужной надежды до отчаяния, Клемперер со все возраставшим вниманием отслеживал причудливые перехлесты и перекосы в сознании окружающих, сам теряясь в догадках, чего же больше хотят люди, чьи разговоры он слушал. Хотят ли они прекратить войну или, напротив, продолжать ее?
[1089]
По дороге в баварскую столицу и потом далее из нее на протяжении следующей недели «Клейнпетеры» обнаружили, что все больше и больше зависят от помощи посторонних, чего так старательно пытались избежать из опасения попасть на глаза нацистскому официозу. В Мюнхене они ночевали в огромном подземном бомбоубежище под Центральным вокзалом, где делами заправляли сотрудники Национал-социалистической народной благотворительности. Ева в очках с толстыми стеклами, седая и одетая в пальто со следами от искр, летавших всюду во время бомбежки Дрездена; коротко стриженный и совсем седой Виктор в тяжелом, очень потертом и обветшалом пальто. По пути к Мюнхену в начале апреля 1945 г. старики с удивлением отметили некий сам собой образующийся порядок, неожиданно проступавший из очевидного хаоса. Они узнавали, где раздают суп, хлеб и кофе – Национал-социалистическая народная благотворительность не умерла, она продолжала действовать. Функционировал импровизированный транспорт наподобие трамвая, налаженный после сильных бомбежек. «Рельсы лежали на улицах, маленькие локомотивчики, выбрасывая в небо клубы черного дыма, тянули за собой череду теплушек, превращенных в примитивные пассажирские вагоны с помощью перегородок из картона; все сиденья заняты, к тому же люди гроздьями висят между вагонами и на них». В Мюнхене Ева и Виктор сумели разыскать следы и подобраться к последнему звену в их цепи друзей и знакомых из старого времени, до прихода нацистов. Прежний научный руководитель Клемперера профессор Карл Фосслер, католик, охотно поделился с ними антифашистскими взглядами в своей роскошной квартире, но не выразил стремления как-нибудь помочь бывшему аспиранту
[1090].
На Фосслерах личная сеть связей Клемпереров заканчивалась, и у них не осталось выбора – пришлось обратиться за содействием в отделение Народной благотворительности в надежде не вызвать лишних подозрений. Не может не поражать тот факт, насколько эффективно функционировала система переселения в Баварии даже в начале апреля 1945 г. Поезда – пусть нерегулярно и переполненные – продолжали циркулировать, и люди нехотя подвигались, освобождая немного места другим, и в темноте рассказывали соседям свои истории. В маленьких селах, куда отправляли беженцев, полиция и старосты изо всех сил старались помочь им, хотя найти комнату для проживания оказывалось делом крайне сложным. Но каждый раз, когда после очередной неудачи «Клейнпетеры» возвращались в отделение Народной благотворительности в Айхахе, недалеко от Аугсбурга, добровольцы извинялись перед ними и вновь искренне пытались подыскать им жилище. Вечером 12 апреля старики добрались до села Унтербернбах, где предводитель местных крестьян, высокий, сухопарый седой человек по фамилии Фламенсбек, и его жена «тотчас позаботились о нас с трогательной любезностью (квакер, говорит Ева)». Измотанные Виктор и Ева испытали глубочайшее облегчение: «Конечно, спать пришлось на соломе – подушки и одеяла для нас положили прямо на полу в гостиной». Но скоро их разместили в комнате на чердачном этаже дома в конце села
[1091].
Супруги продолжали столоваться у Фламенсбеков, а те не скупились на угощения. В следующие несколько дней Виктор узнал, что радушные хозяева принадлежали к числу первых и самых ярых нацистов в селе; теперь их сын пропал без вести в России, одного зятя убили в бою, а другой после пяти ранений вернулся в село с женой и малышом. Через считаные дни после прибытия «Клейнпетеров» в Унтербернбах почти весь недавно покинутый ими Фогтланд заняли части американской 3-й армии. Волею судеб беженцы очутились в одном из немногих нетронутых уголков «сердца» Третьего рейха
[1092].
12 апреля, как раз в день появления Евы и Виктора в Унтербернбахе, разнеслась весть о смерти президента Рузвельта. Геббельс бросился поздравлять Гитлера, проводя чудесную параллель между этим «счастливым событием» и смертью царицы Елизаветы в 1762 г., с последовавшим затем развалом коалиции противников Фридриха Великого. Дозируя по обычаю хорошие известия, министр пропаганды проинструктировал прессу воздержаться от слишком прозрачных намеков из-за опасности вызвать «преждевременные надежды и завышенные ожидания». А в бывших коммунистических кварталах столицы все чаще появлялись изображения советской пятиконечной звезды. Если брать настроения в целом, большинство берлинцев срывали злость и обиду на партию, совавшую нос в дела военных, но «теперь, в час суровых испытаний» ждали веского слова от Гитлера и даже Геббельса. Бегство для горожан казалось бессмысленным делом: «Куда бежать?» Оставалась единственная надежда на стремительность продвижения американцев, на всех парах мчавшихся к Эльбе в течение предыдущей недели; и люди, судача меж собой, мечтали, «чтобы англо-американцы вышли к Берлину раньше Советов»
[1093].
В 3:30 утра 16 апреля советские тяжелые орудия приступили к обстрелу немецких позиций на Зееловских высотах – небольшой возвышенности с крутыми склонами, на которых за заболоченной местностью долины Одера окопалась немецкая 9-я армия. Испытывая недостаток в танках и артиллерии, в резервах живой силы и закаленных в боях войсках, немцы выдержали первоначальный обстрел за счет отхода с переднего края к тылу, в результате чего снаряды противника перепахивали пустые окопы. Такие приемы Хейнрици применял на Днепровском рубеже на протяжении семи месяцев в 1943–1944 гг. Теперь выигрыш составил трое суток. Красная армия прорвалась южнее, через расположения 4-й танковой армии Фердинанда Шёрнера, создав угрозу окружения войск Хейнрици. С вынужденным оставлением Зееловских высот оборона немецкой 9-й армии рухнула
[1094]. Затем 20 апреля – в день рождения Гитлера, когда многие немцы ожидали контрнаступления вермахта, – 1-й Белорусский фронт Жукова прорвал внешнее кольцо обороны германской столицы. 1-й Украинский фронт под началом Конева приближался к Берлину с юга
[1095].
