А та «Феррари» для Сулеймана стала роковой… Именно в ней он попал после нашего расставания в страшную аварию. И ведь я почувствовала тень чего-то мистического, некую опасность приключений, в которые попадал Сулейман, еще когда мы отдыхали в Дубае и жизнь казалась совершенно безоблачной и счастливой. Помню, как это ощущение пришло в первый раз. Мы тогда поехали с несколькими русскими приятелями в ночной клуб, где у нас был заказан стол, и поначалу все шло прекрасно. Я всегда очень любила дискотеки, даже после тяжелого выступления могла поехать в клуб и там танцевать, сбрасывая излишки энергии. А уж на отдыхе — тем более!
И вот я танцевала, забыв обо всем и не обращая ни на кого внимания. Но стало жарко, и я бросила свою белую накидку на диван у нашего столика. А рядом отдыхала какая-то компания местных арабов — они так и пожирали меня глазами. Один из них сказал, что это, дескать, их стол и их диван, схватил мою накидку, Сулейман вмешался.… В общем, я не видела и не слышала толком, что там произошло, но, похоже, у него вскипело его восточное самолюбие, и завязалась драка. Не знаю, может быть, кто-то из них что-то оскорбительное сказал, а может, ему просто не понравилось, как они на меня смотрели. Он ведь ревновал ко всему — и к моей профессии, и к моему творчеству, и даже к моей тени, я уж не говорю о мужчинах. Потом это и стало одной из главных причин нашего расставания. Но тогда, когда наш роман был в самом начале, еще не понимала, насколько это серьезно, скорее, наоборот, было приятно, что вызываю у него такую бурю страстей. Нет, конечно, я переживала, когда началась драка, и очень испугалась за Сулеймана, но вот ту футболку, которую на нем порвали эти арабы, потом хранила еще долгие годы. Как память о том вечере и о моем храбром рыцаре…
А потом мы запрыгнули в «Феррари» и умчались оттуда, потому что драка с местными — это было на самом деле очень-очень серьезно и опасно, за это вполне можно было угодить в тюрьму, и никакие деньги не помогли бы. Там очень суровые законы. Русские приятели, которые были с нами в клубе, к тому времени уже удрали — они трусливо бросили Сулеймана и не попытались даже вмешаться, настолько сами боялись попасть под раздачу. А мы приехали в отель, и я стала просить его немедленно улететь, так было за него страшно.
Уже позже я познакомилась с человеком, который, с его слов, умел видеть, кто кем был в прошлой жизни. Я-то, как человек верующий, отношусь к этому весьма скептически. Но он сказал мне, что когда-то я погибла на войне, защищая мужчину, который был мне дорог. Что ж, возможно, именно эта сторона моей натуры проявляется и сейчас, как только любимому человеку начинает грозить опасность. Сулейман говорил, чтобы я не нервничала, отдыхала, он сам со всем разберется, но я не могла расслабиться — включился тот самый режим «воина», и готова была, не думая ни о чем, броситься на амбразуру, чтобы защитить его. В конце концов он все же уговорил пойти поплавать, да и то лишь потому, что я поняла — он сейчас будет обсуждать произошедшее и решать, что делать, а я буду ему мешать. Но успокоиться так и не удалось. Купаюсь в море, вижу людей на берегу и кажется, что это полиция, они пришли за Сулейманом, сейчас его заберут! Выскочила из воды… но это оказались всего лишь дворники, чистившие набережную. Да, нервы были на пределе. Слава Богу, мы все-таки вскоре улетели!
* * *
Позже, когда мы расстались с Сулейманом, было много разговоров о квартирах, которые он мне подарил, и вообще о том, как много он на меня потратил. Да, много. Но ничего из этого я у него не просила, все подарки он дарил и все деньги тратил только потому, что ему так хотелось. Иногда для того, чтобы сделать мне приятное и получить удовольствие от моей искренней радости, а иногда вообще ради своего собственного удобства. Многие не понимают, что для таких богатых людей, как он, деньги — это ерунда, удобство гораздо важнее. И навешивают на меня всякие ярлыки.
Например, с квартирой в Москве вышло так… Когда мы встретились, я жила в гостинице на Петровке, в номере, который снимал для меня Большой театр. Вообще-то было неважно, что это за отель, какой номер, меня, как обычно, интересовало только одно — чтобы было близко к театру. Когда в 1998 году меня пригласил Владимир Васильев, я просто сняла на Полянке какую-то совершенно убогую квартиру — уж на какую хватило денег, потому что Большой театр платил 100 долларов в месяц, а квартира стоила 300. Но в тот момент важны были не деньги, а возможность работать с Васильевым, с Максимовой, танцевать в Большом театре. В 2000 году ситуация уже изменилась, теперь уже я была нужна театру больше, чем он мне, поэтому гостиницу оплачивали они. И меня это вполне устраивало. Но не устраивало Сулеймана — он почти сразу же сказал, что хочет подарить квартиру, где мы с ним и будем жить. Я ответила, что не надо. На что Сулейман сказал: «А мне надо. Потому что меня бесит, что я тебе звоню, а ты в этом лифте едешь, спускаешься, красишь свои ресницы, а машины стоят и ждут тебя с мигалками. Мне комфортно, я хочу жить с тобой в собственной квартире».
В конце концов он все-таки купил мне квартиру на Петровке. А пока там шел ремонт, мы жили то в съемной, возле зоопарка, то в загородном доме, тоже съемном. Этот домик до сих пор вспоминаю с умилением, с ним связано столько приятных эмоций. Он был небольшой, совсем не пафосный, не дача олигарха, а просто уютный домик только для нас двоих. Сулейман обычно задерживался в офисе допоздна, приезжал уже в 3–4 часа утра, но я всегда его ждала, несмотря на то, что каждое утро были занятия в театре. Стояла на балконе с белым котиком, которого он подарил, и просто ждала, когда в темноте мелькнет свет фар его машины.
Удивительная вещь — эмоции, ассоциации… Почему-то, когда видела свет фар, всегда вспоминала глаза Сулеймана и то впечатление, которое они произвели на меня при нашей первой встрече… все-таки это была самая сильная и яркая любовь в моей жизни. И сам Сулейман — невероятно яркий человек не только внешне, но и внутренне. Он умел устраивать сюрпризы, любил делать подарки, превращал жизнь в настоящий праздник! Например, я всегда любила цветы, поэтому, пока была с ним, то в цветах буквально утопала. А в новой квартире по его заказу поставили кашпо на ножках, и каждую неделю там сменялись две цветочные композиции.
Вообще Сулейман был очень щедрым человеком. И буквально осыпал меня подарками. Украшениями с бриллиантами, шубами (хотя я не фанат их) и многим другим. Между прочим, ради меня он приобрел себе телефон. Это забавно звучит, но на самом деле это очень серьезно, я ведь уже говорила, что у него не было постоянного телефона — из соображений безопасности. Но для того, чтобы быть со мной всегда на связи, он приобрел два телефона, один из которых подарил мне, а второй оставил себе. У них не было номеров, позвонить мы с них могли только друг другу, больше никому. Это было очень трогательно…
Конечно, можно сказать, что при богатстве Сулеймана это было сущей ерундой. Но это не так! Куда важнее, что он был внимательным, дарил именно то, что могло меня порадовать, устраивал такие сюрпризы, от которых мое сердце таяло. А не просто «посыпал» меня деньгами. Он знал, чувствовал, что именно может доставить мне удовольствие. Мы с ним любили друг друга и были, что называется, на одной волне.
