– Дело не в сентиментальной ценности, а в самой обычной, денежной, – объяснил Макс. – Я играл в покер, и в банке лежало десять тысяч. У меня кончились наличные, и я поставил часы.
– Часы стоимостью десять тысяч фунтов? Это неприлично. На такие деньги можно купить машину.
– В покере ставки могут расти очень быстро. В этом отчасти привлекательность игры.
– Господи. – Кэти покачала головой. – Мне и в голову не приходило, что мистер Коул настолько богат.
– Да, он не был, скажем так, полностью честным бизнесменом.
– Но ведь ты же выиграл, правильно? Итак, ты выиграл эти часы, которые стоят кучу денег, но на самом деле их не видел? А он тебе не отдал? Это как-то немного… – Кэти собиралась сказать глупо, но чтобы не показалось слишком резким, закончила иначе: – Не слишком ли ты доверчив?
– Я знал, что они у него есть, потому что накануне вечером он выиграл их у меня. Я познакомился с Оливером Коулом за покером в ночь перед свадьбой. Вообще-то мне не следовало играть на них, но, как я уже сказал, у меня закончились наличные, и я хотел остаться в игре. Ошибка с моей стороны.
– Господи, о чем ты думал? – Проиграть такие деньги – это не укладывалось у нее в голове. – Откуда, черт возьми, у тебя такие дорогие часы? О нет. Ты их украл?
Макс посмотрел на нее с полной серьезностью.
– Часы принадлежали моему отца. Это мое наследство.
– Даже подумать страшно. Десять тысяч фунтов.
Макс пожал плечами.
– У одних одно, у других другое, а у нас – часы.
– Часы во множественном числе?
– Хорошо, – сказал Макс, – дело вот какое. Одним из любимых трюков отца был трюк кинуть голубя. Чтобы провернуть его, он всегда носил запасные часы. Дешевые, как грязь, но броские или под старину. Вот такие. – Макс вытащил из кармана пальто часы на цепочке.
– Красивые. – Кэти протянула руку.
– Ерунда, – покачал головой Макс. – Мусор.
– Так в чем же мошенничество?
Макс повел плечами, протянул часы и заговорил мягким, увещевательным голосом:
– Простите, мисс, это не вы уронили?
– Нет, – подыграла Кэти.
– Я их только что нашел. – Макс указал через плечо. – С виду старинные. Здесь есть бюро находок или что-то в этом роде?
Кэти открыла рот, чтобы сказать «да», но тут Макс изобразил звук телефонного звонка. Получилось жутковато.
– Ого, ты как птичка майна. Или как их называют, тех, что звуки имитируют?
Макс продолжал звонить, пока Кэти не надоело, и она сделала вид, что отвечает на звонок.
– Здравствуйте? Это отель «Грандж»? – Макс снова изменил голос, теперь уже на более солидный и властный.
– Вы попали на рецепцию. Чем могу помочь? – спросила Кэти.
– Я был на ланче в вашем ресторане и, кажется, оставил дедушкины часы. Возможно, на столе – я показывал их кому-то, или, может быть, они выпали из кармана. Дело в том, что для меня они действительно ценны. Я хочу предложить вознаграждение за их возвращение. Двести фунтов.
– Действительно, сэр, – сказала Кэти в руку, заменявшую трубку, – их только что нашли.
– Пусть полежат у вас, ладно? Я буду через полчаса. – Тогда, – Макс перешел на свой обычный голос, – первый парень говорит рецепционисту, продавцу или кому там еще, что он опаздывает на собеседование и не может ждать вознаграждения, но с радостью разделит его с ним. Простак – на сленге «голубь» – передает сто фунтов и забирает часы, зная, что поднимет на них сто фунтов. Риска никакого, потому что в любом случае у него дорогие часы.
– А звонивший так и не появляется?
– Верно.
– А часы ничего не стоят?
– Максимум фунтов десять.
– Я запуталась, – сказала Кэти. – Значит, часы, которые ты выиграл у мистера Коула, ничего не стоят?
– Нет, тут другое. Очевидно, отец не доверял ни банкам, ни сейфам, ни своим детям. Он спрятал часы с бриллиантами среди дешевого дерьма, которое использовал для трюков.
– А тебе он не сказал?
Макс покачал головой.
– Я узнал об этом только в прошлом месяце. У большинства часов были поддельные сертификаты подлинности. Для страховки, понимаешь?
– Понимаю.
– Я хотел проверить их все как следует. Хотел начать все сначала, со всем разобраться, и это казалось хорошей идеей.
– И узнал, что часы на самом деле стоят десять тысяч. Черт. Вот это и есть поэтическая справедливость.
– Шестьдесят.
– Что?
– Часы, которые я проиграл мистеру Коулу, а затем отыграл, но не могу найти, стоят шестьдесят тысяч.
– Но почему отец тебе не сказал? Да, ты точно не шутил, когда говорил о проблемах в вашей семье.
Макс пристально посмотрел на нее.
– А ты доверила бы мне шестьдесят тысяч?
И то правда.
Прошло три дня. Гвен дважды пролистала дневник, потом просмотрела еще раз. Да. Сегодня действительно четвертый день. Она так волновалась за Кэти, что потеряла счет дням. Она уже не помнила, когда такое случалось в последний раз.
Она ощупала груди. Чувствительные, но такое уже случалось; это еще не означало, что она беременна. Тем не менее она не могла игнорировать пузырек надежды, появившийся в ее животе. Она снова ощупала груди, потрогала с боков под мышками. Ощущения слегка болезненные. И что это, игра воображения или ее грудь стала за ночь чуть больше?
Она сделала глоток чая, пытаясь решить, не изменился ли вкус. Еще один ранний симптом беременности – изменение вкусовых ощущений, равно как и металлический привкус во рту. Гвен вынула из жестяной коробки кусок медового торта и отнесла в сад. Откусила немножко, а потом закопала остатки под дубом, раскинувшим ветви в дальнем углу. Суеверие, но она ничего не исключала. Уже нет. Они с Кэмом пытались завести ребенка три года и прошли все известные медицине тесты. Вердикт – бесплодие, без объяснения причин, что, как сказал Кэмерон, было всего лишь завуалированным способом сказать: мы не знаем.
В глубине души Гвен допускала, что объяснение все же есть. Она наказана за магию крови. Или Лили каким-то образом мстит ей из могилы. Глупость, конечно.
Более вероятно, что так решила судьба. Она исчерпала свою квоту удачи: Кэм, ее работы и красивый дом. Кэти была здорова и, как она надеялась, счастлива. Ей повезло. Так что очень повезло. Возможно, попытки стать матерью были перебором.
Гвен разровняла землю поверх закопанного торта и произнесла заклинание. Она ничего не могла с собой поделать. Жадная или нет, неразумная или нет, но она хотела ребенка. Хотела быть матерью. Сила этого желания стала полным шоком и поглотила ее. Только работа позволяла ей забываться на несколько минут, но стоило остановиться, как жажда материнства возвращалась с прежней, неудержимой силой.
