Я успокаивающе гладил ее по спине, начиная догадываться, чем заканчивается ее история.
– Но это был не гром?
– Нет, – ответила она так тихо, словно пыталась спрятаться от собственных воспоминаний.
– А что?
Лейни отодвинулась и взглянула мне в лицо. В ее глазах закипали слезы.
– В моей группе был парень – скорее даже мужчина. Одиночка вроде меня. Всех сторонился. Молчаливый и какой-то угрюмый. Он никогда не бывал ничем доволен. Циничный такой. Но я всегда с ним здоровалась – ведь всякому несладко одному… И он всякий раз кивал. – Она кашлянула, прочищая горло. – В тот день он принес в колледж пистолет и расстрелял аудиторию. Эти выстрелы я и приняла за раскат грома… Последнюю пулю он выпустил в себя.
– Господи, Лейни, жуть какая! Не представляю, что творится в голове подобных типов.
Я крепче обнял ее, представив, какой страх она пережила.
Глаза Лейни были печальными, а взгляд далеким.
– Он провалил тест, поэтому и сорвался. Я все гадала – может, если бы я проявила больше настойчивости, мне удалось бы его разговорить. Если бы он подружился хоть со мной, вдруг это бы его удержало? Это, конечно, фантазии в пользу бедных – он явно был психически неуравновешенным, но все же…
Я смахнул слезы, которые текли по ее щекам.
– Лейни, ты не должна себя винить. Он был душевнобольным. Человек совершает подобное только в одном случае – если у него серьезно не в порядке с головой. Тебе повезло, что ты тогда опоздала.
«Это мне повезло, что ты тогда опоздала, иначе ты бы сейчас не сидела у меня на коленях».
– Это и мои близкие твердят до сих пор. Я не присутствовала при побоище и не пострадала, только слышала выстрелы и видела последствия… – У нее был вид человека, пережившего глубокую психотравму. – А это не… Я никому не рассказывала, кроме родных и психотерапевта. Это тяжелая тема. Я не могу говорить об этом с матерью – она сразу начинает психовать.
– В смысле?
– Переживает больше моего. Еще и в новостях эту историю раздули… – Пальчики Лейни медленно двинулись вдоль выреза моей футболки, а глаза следили за их движением.
– Я рад, что ты нашла в себе силы выговориться. Иногда лучше не держать в себе.
– Я привыкла, что разговор на эту тему только растравляет рану.
– Потому что в памяти все оживает? – Я снова принялся поглаживать ее по спине, попросту не зная, что еще делать.
– Угу, – кивнула она. – А сейчас мне легче, будто я разделила с кем-то это бремя.
– Ты не должна так переживать, твоей вины тут вообще нет.
– Тот парень, стрелявший, он погиб. – Лейни провела пальчиком по моей ключице, сильно вздрогнув от очередного раската грома. Прерывисто выдохнув, она продолжала: – Из аудитории выбегали студенты, все кричали… – Она приложила ладонь к моей шее, медленно водя большим пальцем по линии подбородка. – А я будто прикипела к ступеням. Понимала, что надо отойти, но тело не слушалось. Когда я наконец побежала, толпа меня уже нагнала. На лестнице я споткнулась, но кто-то успел схватить меня за руку и отдернуть в сторону, а то бы затоптали. Все же мне повезло, что я не присутствовала тогда в аудитории…
Последней фразой она словно убеждала себя.
– Сочувствую, что тебе пришлось такое пережить.
Неудивительно, что она была вне себя от страха, когда я за ней приехал. А еще я понял, что Лейни куда сильнее, чем кажется: стать свидетелем сиэтлской трагедии и все равно относиться к жизни с таким позитивом – это не каждый сможет.
– Другим студентам досталось не в пример хуже, но теперь ты знаешь, почему я не выношу грозу. Я всегда была трусихой, а после того случая… Я очень боюсь толпы, поэтому в аэропорту мне было неуютно, и в самолете, когда некуда бежать, но я прибегла к упражнению, которому меня научили, и контролировала тревогу. А в «Цессне» рядом оказался ты, и я почти не боялась. Вообще я должна справляться и в грозу, но порой воспоминания пересиливают…
– Я чем-то могу помочь? Хоть как-нибудь?
– Здесь, рядом с тобой, мне спокойнее. – Она погладила меня по плечу и провела нежной ладонью по бицепсам, скользнув пальчиками под рукав футболки. – Я привыкла не рассчитывать, что кто-то прибежит и меня успокоит, я ведь часто бываю одна, и порой страх становится нестерпимым. Поэтому я обычно выполняю сенсорное упражнение.
– Какое?
– Сосредотачиваюсь на пяти чувствах и считаю от пяти до одного. Если я не в темноте, то начинаю с пяти предметов, которые я вижу.
От вспышки молнии она вздрогнула и впилась ногтями мне в руку.
Я взял ее под подбородок и повернул лицом к себе, потому что Лейни испуганно уставилась на окна в ожидании раската грома.
– Расскажи, что ты видишь, Лейни!
Ее глаза искали мои, нижняя губа дрожала.
– Сейчас я вижу прожилки синего и золотого на твоих радужках.
– Это первое. А еще?
– У тебя ямочка на левой щеке. Она есть всегда, но становится заметнее, когда ты смеешься или улыбаешься. – Она провела кончиком пальца по моей брови. – У тебя шрам над бровью, поэтому она все время приподнята.
Я засмеялся, и Лейни тоже улыбнулась.
– А тут у тебя маленькая веснушка, – она показала на мою нижнюю губу и провела пальцем ниже, к шее: – А вот эта жилка показывает, какой ты сейчас спокойный.
– После зрения очередь тактильных ощущений? Можно мне тоже играть в эту игру?
– Смотря по обстоятельствам.
– Каким?
– Тебе сейчас тревожно?
– Немного.
Лейни нахмурилась, будто забеспокоившись за меня (и это с учетом всего, что она пережила сама и какой след это оставило в ее душе!).
– Что тебя тревожит?
– Рядом со мной красивая девушка, которая мне безумно нравится, но ее мучают страхи из прошлого, которое я не смогу исправить, даже если очень захочу. И я тревожусь, что испорчу настоящее, сказав или сделав что-нибудь невпопад.
Лейни повернулась, и на секунду мне показалось, что она сейчас встанет с моих коленей. Однако она уселась на меня верхом.
– Все, что ты говоришь, замечательно, тебе не о чем тревожиться.
При новой вспышке молнии она беззвучно ахнула.
– Останься со мной, не уходи в воспоминания! Сосредоточься на мне. Вот что ты чувствуешь? – ладонями я обнял ее лицо, чтобы Лейни смотрела мне в глаза.
– Я чувствую, как учащенно бьется мое сердце, чувствую тепло твоих рук на моей коже, жар твоего тела подо мной даже сквозь одежду, и томление… – она прикусила губу. Ее щеки вспыхнули.
– Какое томление?
– Мне хочется, чтобы ты прикасался ко мне, – прошептала она почти робко.
