– Ну, так в любом случае придется. Твой контракт с океанариумом скоро заканчивается. Уверен, они бы охотно его продлили, но ты же хочешь учиться дальше. А в Сиэтле ты сможешь чаще видеть своих.
До нее наконец дошло, и Лейни скрестила руки на груди. Это было бы очаровательно, если бы на лице не проступило яростное раздражение.
– Ты не можешь по этой причине отказаться от запрета на обмен в твоем контракте! Я не стану отрывать тебя от твоих близких, чтобы быть поближе к своим!
– Но ты же по ним скучаешь.
– Мы не можем рисковать твоей карьерой и всем, что тебе нелегко досталось, ради единственно того, чтобы мне было проще видеться с родителями!
Я подхватил ее и усадил на кухонную тумбу.
– Во-первых, перевод в Сиэтл ничего не ухудшит. Во-вторых, речь не только о моей карьере, а о том, как будет лучше для тебя, меня и Коди. Тебе не придется тосковать по своим близким, а значит, в Сиэтле автоматически станет лучше и нам с Коди.
– Но ведь ты оставляешь здесь стольких дорогих сердцу людей!
– Не всех, – я накрыл ее колени ладонями, – Алекс с Вайолет тоже едут в Сиэтл.
– Как?!
– Об этом еще не объявлено, но ему предложили контракт главного тренера. Он лично знаком с генеральным менеджером команды, я им интересен. Хоккеистов постоянно обменивают, Лейни, игроки приходят и уходят. В будущем году истекает много контрактов. Если ты согласна, мой агент немедленно позвонит в Сиэтл, он уже ведет переговоры. Сиэтл готов подписать со мной пятилетний контракт – предлагают на миллион в год больше в качестве подъемных, но вообще для нас так будет лучше как для семьи.
– И давно ты это замышляешь?
Я раздвинул ее ноги и подошел вплотную.
– Ну, уже некоторое время.
– Это серьезная перемена, Эр Джей. – Лейни обняла меня за шею, и пальчики скользнули в волосы на затылке.
– Только для одного из нас. Тебе приходилось справляться и с большими переменами. Понимаешь, Лейни, те шесть недель, которые мы провели на Аляске, стали для меня сродни найденному кладу, и год без тебя показался невыносимым. Твое возвращение и то, как я заново влюбился в тебя и впервые в Коди, сделали меня другим человеком. – Я соединил руки за спиной Лейни, словно встав на якорь. – Я хочу, чтобы мы все делали вместе – принимали решения, планировали жизнь, воспитывали ребенка, придумывали, как заставить его есть зелень и овощи. Я хочу любить тебя, а на Рождество будем собираться всей семьей, и пусть твои надо мной подтрунивают. Мы оба будем ближе к нашим семьям, мои-то тоже живут на Западном побережье! Если тебе милей Чикаго, тогда я не стану выкидывать из контракта пункт о запрете обмена, но если ты хочешь в Сиэтл, тогда я добровольно откажусь от этого условия, и мы уедем.
– Ты уверен? – она кусала губу.
– По мне, так поехали в Сиэтл и создадим новую команду!
Лейни притянула меня к себе для поцелуя – упоительно долгого, но сзади подобрался Коди и обнял мою ногу, напомнив, что отпраздновать решение приватно мы сможем лишь через несколько часов.
Я подхватил сына на руки:
– Мы отправляемся на поиски приключений, парень!
Он похлопал меня ладошками по щекам и широко улыбнулся, будто понимая. Лейни дала ему пожевать кусочек замороженного фрукта в сетчатом мешочке, чтобы не так беспокоили десны, а я начал собирать ужин для Коди.
Когда мы поели, я решил – если уж праздновать одно, можно заодно отпраздновать и другое. Лейни согласилась на переезд в Сиэтл, и я уже не сомневался – это значит, что мы с ней вместе надолго.
– Я отнесу Коди наверх и приготовлю ко сну, – сообщил я, целуя Лейни в макушку.
Она бросила в кружку чайный пакетик и поглядела на меня снизу вверх:
– Хочешь, я могу этим заняться.
– Нет, я сам. Ты пей чай, мы скоро спустимся пожелать спокойной ночи.
– Спасибо, – улыбнулась она.
Я отнес Коди наверх, переодел в пижамку и зашел с ним в спальню.
– Слушай, парень, мне сейчас понадобится твоя помощь…
– Па! – и Коди сунул в рот растопыренную пятерню.
Сунув руку под носки, я нащупал коробочку. Задвинув ящик бедром, я глубоко вздохнул. Уже два месяца я репетировал заветные слова и торжественную сцену, но мама и сестра правы – не нужно театральщины, это не во вкусе Лейни.
Она предпочитает просто, но искренне.
Я повертел футляр в пальцах и понес Коди вниз. Лейни, устроившись в углу дивана, читала журнал.
Я поставил Коди на пол и сунул ему коробочку, перевязанную белой лентой:
– Можешь отдать маме?
Тут я спохватился, можно ли вообще давать такое ребенку одиннадцати месяцев. Первым делом он потянул коробку в рот.
Я отвел его ручонку:
– Маме, маме отдай.
Я указал на Лейни, и Коди потопал к ней, сжимая коробку в кулачке.
– Ма!
Я пошел за ним, следя, чтобы он не вздумал ничего жевать.
Лейни отложила журнал на стол и опустила ноги на пол. Нагнувшись, она выставила руки, готовая поймать Коди, если он шлепнется.
– Сынок, ты уже совсем готов спать. Хочешь, мама поднимется и уложит тебя?
Он помахал коробкой перед ее лицом, и взгляд Лейни взлетел и впился в меня. Она вопросительно наклонила голову.
– Отдай маме, – я опустился на пол перед диваном и поддержал ручонку Коди. Поддержка была еще та, потому что моя рука тоже дрожала.
– Что это? У меня день рождения через два месяца!
– Это не на день рождения. Ты открой, – я усадил Коди на колено.
На коробочке было влажное пятно и следы зубов, но это у нас сейчас в порядке вещей.
Ленточка развернулась и упала, когда Лейни потянула за конец. Едва справляясь с волнением, я поцеловал Коди в макушку, когда Лейни сняла крышку и двумя пальцами извлекла маленький бархатный футляр.
– Эр Джей? – глаза у нее невероятно расширились и заблестели от навернувшихся слез. Обожаю выразительность ее мимики и постоянную игру чувств, без труда читавшихся на лице.
Коди потянулся к голубой коробочке, поэтому я отдал ему еще и крышку и поставил на пол. Он тут же шлепнулся – не самая ловкая группа поддержки, но ему еще нет и года, поэтому надо проявить снисхождение. Коди накрыл коробку крышкой и запищал от удовольствия.
– Позволь-ка… – я повернул бархатный футляр другой стороной и открыл одним движением. В свете лампы бриллиант заиграл оранжевыми и синими отсветами, радугой разлетевшимися по комнате. Коди начал ловить дрожащие цветные призмы на полу, радостно смеясь.
– О-о! – трясущиеся пальцы Лейни взлетели к губам, будто она сдерживала не то смех, не то слезы.
