В своей основе сотрудники 2-го отделения 1-го отдела 3-го Главного управления представляли собой золотой фонд военной контрразведки. Это была кузница профессионалов — охотников за шпионами (кротами, оборотнями и пр.), а ГРУ для них представляло ту «десятку», куда целился и всегда будет целиться противник. Оперативники, работавшие в ГРУ, активно взаимодействовали и с подразделениями внешней контрразведки ПГУ КГБ, которым в то время руководил разрекламированный и обласканный «демократами» первой волны конфликтный генерал Олег Калугин. Кстати, сегодня Калугин проживает в США — сбежал и приторговывает там, как коробейник-офеня, секретами. Есть все основания считать, что он был завербован американцами.
Как-то Стороженко зашел на доклад к Петриченко и неожиданно стал свидетелем его резкого разговора по телефону с каким-то генералом. Как потом выяснилось, это был Калугин. Разговор шел о проколах его подразделения в обеспечении безопасности военных разведчиков за рубежом.
— Вы почему поганите людей? Кто вам дал право нарушать принципы конспирации? С вашими капризными неучами наши люди не хотят работать. Я хочу, чтобы вы, наконец, поняли, что мы вместе делаем одно общее дело. Все, не надо мне никаких оправданий.
Положив трубку, он с досадой произнес:
— Ну, совсем зажрались блатные. Откуда у них будет ответственность? Их же все боятся потревожить. Грязная все же эта личность Калугин, — в сердцах проговорил начальник отделения.
* * *
Время неумолимо отсчитывало генсеку последние дни. Сообщение о кончине Л.И. Брежнева пришло неожиданно ноябрьским утром. По коридорам Лубянки заходил даже анекдот.
— Случилось землетрясение.
— Где и когда?
— В Москве, в квартире Леонида Ильича со стула упал мундир с наградами.
Состоялся скоротечный траурный митинг, а через несколько дней главой страны стал Юрий Владимирович Андропов, деятельность которого в народе в целом оценивалась положительно. Сотрудники воодушевились. Стрелка внутриполитического барометра поползла в сторону наведения порядка с перспективой реального реформирования в области экономики, активизации борьбы с преступностью, чего и требовали простые граждане. Арест нескольких милицейских генералов-взяточников (сегодня бы их назвали оборотнями), снятие с должности шефа МВД говорили о том, что новый генсек на правильном пути. Потом выяснилось, что ошибок было много и у Андропова как при руководстве КГБ СССР, так и ЦК КПСС.
Перегибы по вине местных властей, а может, и с целью компрометации политики Андропова — незаконные задержания праздношатающихся в рабочее время, к сожалению, были. И все же люди вдохнули свежесть перемен к лучшему после брежневского благополучия, названного застоем. Страна заметно стала подниматься.
Попытка Андропова государственной стабилизации, к сожалению, не увенчалась успехом — слишком короткий срок был определен судьбой этому политику. После его ухода из жизни начался трагикомический спектакль, в котором роли играли люди, далекие от высокого профессионализма в деле государственного строительства.
* * *
Личный состав отделения жил напряженной жизнью — ему было не до политики. Это были люди, увлеченные сложной работой контршпионажа и, действительно, «живота не жалеющие ради безопасности страны». Головы пухли от планов контрразведывательных операций.
Именно в это время Стороженко назначили сначала заместителем, а потом и начальником легендарного 2-го отделения, которым недавно руководил Петриченко. Это радовало. Продолжение традиций старших поколений воодушевляло в работе. Отделение разрасталось. Скоро оно насчитывало более 30 человек. У начальника появилось два заместителя.
Оперативники трудились в напряженной обстановке. Но уже тогда проявились нездоровые тенденции — уравниловка делала свое черное дело. Лодыри, трусы, блатники, окунувшись в «прелести» работы агентуристов, старались лечь «на крыло», чтоб улететь в другие, вспомогательные подразделения. Они не желали работать там, где был постоянный риск, «от зари до зари». Платили-то всем одинаково, только работали по-разному. Дело доходило до того, что на совещаниях оперативники прямо ставили вопрос: когда им поднимут оклады? Однако никто не реагировал на требования чекистских «шахтеров». Чиновничий аппарат КГБ СССР жил беспроблемно: высокие оклады, спецталоны, спецпайки, персональные машины, по рангам — дармовые дачи. Оперативникам предоставлялась одна привилегия: более половины из них получали компенсацию за единые проездные билеты, остальные ждали очереди. О дачах и личных машинах никто не думал — не было ни денег, ни времени.
Поздним вечером в тиши кабинета Стороженко работал над планом очередной операции по ДОП. Неожиданно открылась дверь, и в проеме появилась седая голова начальника соседнего отделения подполковника Анатолия Зыкова.
— Николай, ты знаешь, я сидел сейчас над бумагами и размышлял: как же мы разрослись! Пятое управление занимает уже целое здание, а толку от него никакого. Только вырос его начальник Бобков. Охранка есть охранка, но обеспечит ли она безопасность страны в лихолетье? Не думаю. А дежурных служб сколько развелось с полковничьими должностями?! Нас, агентуристов, в этом здании — 10–15 %, остальные — «интеллигенция», мягко говоря.
— Ну, допустим, не все. Есть нужные подразделения, без которых мы не обойдемся. А ты что, раньше об этом не знал?..
— Нет, просто никогда не задумывался. Ходил на службу и считал, что я самый обеспеченный человек. Печально, что прозрел только теперь. У меня ведь была прекрасная специальность. Я краснодеревщик, — разоткровенничался Зыков.
— Я тоже обожаю дерево, определяю породу по запаху. Люблю читать текстуру отшлифованных досок, кольца на поперечных срезах. В свое время даже написал такие строки:
Люблю рубанок и пилу
И запах свежей стружки,
Гору опилок на полу,
Глоток воды из кружки.
Я в срезе веток узнаю
Историю их роста…
* * *
Приход Горбачева к власти встретили с надеждой на перемены к лучшему. Единственное, что настораживало, — это перемывание косточек мертвых генсеков — недавних друзей, и откровенное заигрывание перед Западом.
Однако перестройка не только не облегчила жизнь миллионам тружеников, а наоборот, ухудшила и без того трудную жизнь. Только на четвертом году своего позорного правления Горбачев, наконец, остановил шнек чудовищной жертвенной машины в Афганистане. По его указанию были выведены советские войска из этой горной страны с гордым народом, где в огне непонятной войны гибли наши парни.
Экономика все больше двигалась к обрыву. Распоясались западные разведки в вербовочной работе. Всплеск особой враждебности испытывали на себе сотрудники военной разведки. Разгорались угли межнациональных конфликтов. Сокращение ракетного вооружения больше походило на одностороннее разоружение в угоду заокеанским покровителям. Нарастало шельмование армии и органов госбезопасности. Топорное использование войск в Тбилиси и Вильнюсе, Риге и Баку для решения политических задач, а затем бессовестное открещивание от дачи санкций Горбачева и Шеварднадзе породило в обществе недоверие к власти, больно ударило по авторитету силовых ведомств. Было такое впечатление, что не генсек, а кто-то другой руководит развернувшимся разрушительным процессом.
