Могу четко сказать, что “Аквариум” — это плод труда сотрудников английской разведки, а вот “Ледокол” готовили специалисты центров и институтов стратегических исследований. А сам Резун говорит, что у него “пустая душа” — с этим я согласен, а вот с тем, что у него “мозг переполнен номерами дивизий”, не согласен, просто блефует.
Есть, конечно, и личный вклад Резуна в книги: вставные междометия, пустые восклицания, ядовитые вопросики. Они — как дежурные улыбки. Я повторяю — его источники не выдерживают критики: то он ссылается на письма читателей, которые не идентифицируются, то идут ссылки на отца типа “мой папа в кругу своих, рассказывал", то использует мемуары участников войны, выворачивая фактуру наизнанку. Ярким примером может служить фальшивая трактовка воспоминаний Константина Симонова.
Часто автор ссылается на работу в архиве ГРУ во время учебы в Военно-дипломатической академии. Архивы разведки — это святая святых любой спецслужбы. Они “молчат” десятилетиями, а то и столетиями. Так вот, ни в одном учетном журнале фамилии Резуна за время учебы не обнаружено. Кто-кто, а архивисты военной разведки знают толк в допуске к своим материалам. Даже такой известный человек, гордость советского спорта, как Юрий Власов, прежде чем попасть поработать с документами своего отца — военного разведчика, прошел через десятки чиновничье-номенклатурных и режимно-правовых фильтров при прямой санкции министра обороны и председателя КГБ СССР. И это при явной заинтересованности политического руководства страны иметь такую книгу, как “Особый район Китая”.
А тут никому не известный младший офицер легко и просто преодолевает режимные препоны и работает с секретными архивами ГРУ стратегической разведки. Не нонсенс ли? А чего стоят письма некого Кадыгрова (других данных нет. — А.Т.) из Аргентины, служившего накануне войны “старшим лейтенантом на призывном пункте в Минске”! Именно он и “поведал” якобы автору о сенсационных пакетах: “Вскрыть в день «М»”. Пойди его найди…
Каждый военный знает, что конверты с мобдокументами являются совершенно секретными особой важности. Но ведь речь в них должна идти о более ранней дате, чем 22 июня 1941 года. Но где они, эти документы? Хотя бы один? С учетом наших неудач и повального отступления в начале войны, а иногда и прямого предательства штабных офицеров, не могло же так случиться, чтобы такой компромат о наших агрессивных планах “броска на Запад” не попал бы к немцам. И мог ли он остаться до сих пор невостребованным ни западными журналистами, ни отечественными историками — исследователями войны? Конечно, нет! Значит, таких документов не было в природе.
О вброшенной фальшивке в СМИ Резуном о том, что у советского руководства был чуть ли не план нападения на Германию, подписанный Сталиным, можно сказать одно: предатель слышал звон, да не знал, где он.
По свидетельству военного историка В.А. Анфилова, который в 1965 году встречался с Г. К. Жуковым, вопрос о нападении СССР на Германию никогда в прямой постановке не стоял. Вот как пояснил это “открытие” Резуна маршал Победы: «Идея предупредить нападение Германии появилась у нас с Тимошенко в связи с речью Сталина 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий, в котором он говорил о возможности действовать наступательным образом”.
Это выступление в обстановке, когда враг сосредоточивал силы у наших границ, убедило нас в необходимости разработать директиву, предусматривавшую предупредительный удар. Конкретная задача была поставлена А.М. Василевскому.
15 мая он доложил проект директивы наркому и мне. Однако мы этот документ не подписали, решили предварительно доложить его Сталину. Но он прямо-таки закипел, услышав о предупредительном ударе по немецким войскам.
“Вы что, с ума сошли, немцев хотите спровоцировать?” — раздраженно бросил Сталин.
Мы сослались на складывающуюся у границ СССР обстановку, на идеи, содержавшиеся в его выступлении 5 мая.
“Так я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят газеты всего мира”, — прорычал Сталин.
Так была похоронена наша идея о предупредительном ударе.
Стыдно “военному стратегу, профессионалу-разведчику и маститому писателю” по Буковскому с погонами старшего лейтенанта не знать этой давно уже обнародованной истины. А тот материал, что ему всучили англичане — дурно пахнет.
А утверждение Резуна, что плакат И. Табидзе “Родина-мать зовет!», песня А. Александрова “Священная война” были созданы задолго до начала войны.
А разве не плод досужих домыслов его утверждение, что писатели были призваны в армию заранее, опять же до войны. Документы того периода опровергают грязную стряпню предателя.»
* * *
Многие, с кем общался Стороженко в ГРУ, рассуждали примерно так. При его-то результатах в «разведывательной работе» надо годы отмываться, а может, и всю жизнь и стыдливо хранить гробовое молчание. Так нет, полез в стратеги военной разведки, поднатужился в своем укрытии и решил провести ревизию Великой Отечественной войны! Советский солдат поставил точку в этой тяжелой войне своей Победой. И этим гордиться надо, а не принижать ее ради сомнительной славы ниспровергателя истории!
Поэтому Николай считал, что вся писанина Резуна заправлена ложью с добавками невежества и безграмотности в военном деле, в котором он, действительно, был профаном. Подучить его могли только в Англии педагоги из тамошней разведки, если не считать полученных знаний от коллекционирования великовозрастным игруном оловянных солдатиков, которых тоже предал, оставив коробку с ними в квартире после поспешного бегства.
Сам Стороженко решил: если он когда-либо будет писать книгу о своей службе, то обязательно выскажется и о Резуне для тех читателей России, которые приняли на веру варево подонка, от которого отказался даже отец.
«Мой отец, — напишет Резун, — был моей первой жертвой. Я у него просил прощение. Он меня не простил. И я снова прошу прощение у своего отца. Перед всей Россией. На коленях.»
Отец не простил до самой кончины. Россия, которую он предал, тоже не сможет это сделать, ибо нет прощения изменнику, тем более военному в ипостаси офицера-разведчика.
Узнав о побеге за границу любимого внука, совестливый дед Резуна, Василий, не смог выдержать позора, выпавшего на его честную семью. Затосковал, стал больше молчать, с соседями перестал общаться. А потом закончил земную жизнь грехом христианским: он, неожиданно для родственников, повесился, хотя все время до этого был жизнелюбом.
Отец Резуна, зная не понаслышке, что такое армейская служба, никак не мог согласиться с известием, что его сын — предатель, что сбежал к противнику во время боевой работы (для разведчика она таковая всегда), что не пожелал сын встретиться с отцом в Лондоне, куда выезжал родитель. Он считал, что его выкрали, а потом чем-то опоили.
После этого он стал чаще хворать, сделался ипохондриком — тяжелые мысли в депрессии грызли совесть. На первые книжки сына реагировал болезненно, потому что знал войну лучше его. По поводу просьбы сына простить его ответил коротко и резко: «Не могу!» А уже перед самой кончиной искренне заявил: «Сын принес семье больше горя, чем Гитлер».
