В новом полку у него был напарник — старший лейтенант А. Танцура. Вдвоем работать было легче. Здесь тоже установились теплые деловые и личностные отношения с местными пограничниками и командованием полка.
Во время изучения оперативной обстановки внимание Николая привлекли бывшие советские гражданки, вышедшие замуж за иностранцев: кто-то из них был разведен, другие зарегистрировали новые браки и разъезжали по заморским городам и весям. Естественно, ими не могли не заинтересоваться западные разведслужбы.
Одна особа привлекла внимание капитана Бодрова, который познакомился с ней случайно. Стали встречаться, дело дошло до близости. Жила она в роскошном особняке, купленном новым мужем-американцем. Зная, что Бодров москвич и может уехать в столицу, она, по всей видимости, не без подсказки мужа или его «друзей», крепко «ухватилась» за офицера. «Неожиданный» приезд супруга, встреча с ним и особенно беседа так напугала донжуана, что тот прибежал к контрразведчику. Он долго умолял оперативника не докладывать об амурных похождениях командованию. Решили поиграть с американцами. Для этого подключились специалисты из Будапешта и Москвы.
В Сомбатхее Николай получил самое звездное звание — четыре звезды капитана, которое отметили с друзьями-коллегами россиянами и венграми.
Глава 4
Место службы — Лубянка
Первая ступень всякого творчества есть самозабвение.
М. Пришвин
Время летело быстро. Хотя философы и говорят, что оно имеет только направление, не имея ни начала, ни конца. Время произошло от времени.
Весной 1974 года в гарнизоне проводилась инспекторская проверка, учиненная Центром. Представители 3-го Главного управления КГБ СССР остались довольны работой капитана Стороженко и предложили должность в столице. Николай дал согласие.
Военно-транспортным самолетом его доставили на военный аэродром Чкаловский. Речь шла о «сватанье» — беседе с недавно назначенным начальником военной контрразведки генерал-лейтенантом Николаем Алексеевичем Душиным.
«Так вот она какая, Лубянка, внутри! — удивился Николай, поднимаясь на седьмой этаж дома 2. — Сколько интересных событий здесь происходило — и героических, и кровавых!»
Сначала с ним переговорил начальник отдела, затем его заместитель. После этого направили в приемную, где пришлось ожидать свидания с шефом около часа. И вот порученец предложил зайти в кабинет.
Встретил капитана Стороженко высокий горбоносый генерал с «гакающим», как ему показалось, южным говорком. Сначала подумалось: не земляк ли? Николая поразили размеры кабинета.
«И зачем ему такое футбольное поле?» — невольно промелькнуло в голове у Николая. Беседа началась с дежурных вопросов: какие дела и сигналы вел? имелись ли негласные помощники из числа старшего офицерского состава? в чем заключались особенности оперативной обстановки в гарнизонах? что закончил? В конце спросил об увлечениях…
Отвечал Стороженко достойно, хотя несколько и волновался, — с начальством такого уровня, тем более, как говорили, проработавшего в аппарате ЦК КПСС, не встречался. Коварно-неожиданный вопрос последовал в завершающий момент разговора.
— А вы справитесь, если дадим вам в обслуживание Главное управление кадров Минобороны СССР?
Офицер по-армейски коротко отчеканил.
— Должен. Справлюсь, товарищ генерал!
Это была его ошибка. Но он, пришедший из войск, не понимал никаких подтекстов, не владел эзоповщиной, не знал «бархатного» языка — говорил прямо, как думал. А как думал, так бы и делал. Ответ по форме не понравился вчерашнему заместителю заведующего сектором ЦК КПСС. Беседа закончилась. Генерал скривился, потом чмокнул губами и отправил капитана к кадровикам. Куратор отдела по кадрам подполковник Федин принял его через несколько часов:
— Что же ты, пацан, подвел меня? Как ты ответил Душину на предложение принять ГУК?
Непонятно, чего было больше в этом наскоке кадровика — страха за свою репутацию или сопереживания за фиаско оперативника, — на голом месте поскользнулся. Однако, к его чести, он тут же стал инструктировать «провинившегося», что надо было сказать дипломатично: постараюсь оправдать ваше высокое доверие ко мне, а поэтому приложу все свои силы, чтобы с помощью старших товарищей быстрее освоить вверенный мне объект.
— Ну что ж, поеду снова в ПрикВО, — ответил Стороженко.
— Не горячись. Что-то в тебе генералу понравилось.
— Я не девица, чтобы нравиться мужику, — выпалил с досадой Николай.
— У-у, хохол упрямый. Спрячь горячность. Все будет нормально.
Через двое суток после «сватанья» на Лубянке Стороженко вернулся в полк, который ему стал еще дороже. Однако скоро пришлось расстаться с гарнизоном, так как шифротелеграммой он откомандировывался в распоряжение начальника военной контрразведки Союза. На сдачу дел начальник дал неделю.
* * *
В Москву семья Стороженко прибыла поездом. Вещи шли контейнером. Поселились у родственников. Законную площадь пообещали дать через пару месяцев. Но прошло почти два года, прежде чем Николай получил ордер на первую в жизни свою квартиру.
В оперативное обслуживание дали один из институтов МО СССР. Объект был «голый» — помощников почти не было. Задачу поставили жесткую: в течение нескольких месяцев наладить четкий контрразведывательный процесс. Основание — проявление интереса ЦРУ к новому институту. Эти данные были получены советской разведкой.
«Вот она, “десятка” деевской “мишенной системы”». Не было бы счастья, да несчастье помогло, что судьба меня определила на такой объект», — искренне говорил сам себе Николай.
Пугало только одно: если до этого он соприкасался с обветренными лицами пушкарей, танкистов, мотострелков, то здесь ему пришлось общаться с военно-технической интеллигенцией, обладавшей высоким культурным уровнем. «Белые воротнички» Советской армии — так их называл начальник института генерал-майор авиации Олег Рукосуев. На объекте проходили службу бывшие «засвеченные» военные разведчики, специалисты главных штабов, полиглоты, доктора наук, генералы и адмиралы.
Первоначальную робость Николай заглушил своим кратким обетом: «Справлюсь! Я обязан справиться!»
Среди сотрудников института были лица, попавшие в разное время в поле зрения западных спецслужб. Одних противник тщательно изучал; к другим же осуществлял вербовочные подходы, но они отвергли западных радетелей благополучия; третьи скрывали подобные случаи и по возможности «прятались от света», а четвертые могли и попасться на крючок.
В середине 70-х годов в очередной раз была запущена утка о том, что американские спецслужбы якобы 80 % конфиденциальной информации «вытягивают» из открытых источников — газет, журналов, брошюр и книг. Мода есть мода. Увлеклись этой идеей и в СССР. Росли объемы наработок в информации, шедшей на самый «верх». У специалистов возникал вопрос: если в ведущих странах Запада существует жесткая цензура на публикацию режимной информации, а оно так и было, то все, что поглощает институт, может оказаться для советского руководства дезинформацией, отредактированной западными спецслужбами.
