– Ульдиссиан! – напомнил он, хотя возвращаться в Серам ему не хотелось не только из-за крестьянина. – Нам туда, помнишь?
Дочь торговца согласно кивнула. На ее прекрасном лице вновь отразилась небывалая решимость. Как бы Ахилий хотел, чтобы такое выражение чувств хоть раз предназначалось ему.
Собственными глазами видевший, как Ульдиссиан направляется в эту часть леса, охотник, однако же, обнаружил, что отыскать след друга куда труднее, чем он ожидал. Следов за собою Ульдиссиан почти не оставил. Правду сказать, Ахилию нередко приходилось идти наугад, так как крестьянин двигался по лесу неприметней любого зверя. Кабы не особое чутье – чутье, о коем Ахилий никогда никому не рассказывал, но неизменно помогавшее ему в поисках дичи, – искать бы ему Ульдиссиана до скончания века.
Вдобавок, то же чутье, то же знание, что позволяло Ахилию не сбиться с верного следа, подсказывало: в лесу Ульдиссиан встретился с кем-то еще. След этот охотнику был незнаком, а, судя по легкости шага, оставила его та самая аристократка, кому же больше? Неведомая сила, укрывавшая Ульдиссиана от посторонних глаз, покровительствовала и ей: сосредоточиться на следах аристократки оказалось даже трудней, чем отыскивать след крестьянина.
Отчего-то это снова напомнило Ахилию о древнем камне. С тех самых пор, с этой самой находки, и началась череда странных, тревожных событий, некоторые из коих казались охотнику бесспорно противоестественными. Вспомнив вырезанные на камне знаки, Ахилий задумался: удастся ли Мендельну со временем их перевести? Ведь Мендельн очень умен. Возможно, он даже сумеет найти объяснение ужасной буре, и…
Охотник замер, как вкопанный. Не ожидавшая этого, Серентия врезалась ему в спину. Ахилий оглянулся назад.
Решив, что за ними кто-то идет, дочь Кира последовала его примеру.
– Что там?
– Нет, ничего…
С этим Ахилий двинулся дальше и потянул ее за собой. Возвращаться за Мендельном было нельзя. Придется Ульдиссианову брату позаботиться о себе самому. Где бы он ни был, ему наверняка ничто не грозит – ведь лучник даже не помнил, чтоб видел его, когда Ульдиссиана вывели пред очи брата Микелия.
«Он вполне может сам за себя постоять, – снова и снова твердил себе Ахилий. – Мендельн – он очень смышлен. Очень многое знает. О ком волноваться надо – так это о Серри. Надо придумать, как ей об отце рассказать… может, после того, как отыщем Ульдиссиана… может, тогда и… да, а с Мендельном тем временем все будет хорошо…»
Последнее охотник повторял в голове вновь и вновь, надеясь – рано ли, поздно – поверить, что книжник Мендельн вправду не влипнет в какую-нибудь беду.
Надеясь… но не слишком на это рассчитывая.
* * *
К деревенской окраине Мендельн подошел как раз в ту минуту, когда небеса словно бы объявили односельчанам войну. Не в пример прочим жителям Серама, он остался на месте, точно завороженный, наблюдая за природными силами, ведущими себя в манере, совершенно противоположной той, которую он полагал единственно верной. Грозы не обрушиваются на столь ограниченное пространство ни с того ни с сего. Ветру не положено дуть с ураганной силой в пределах деревни, и при этом практически пропадать там, где сейчас стоял Мендельн!
Лишь после того, как сей феномен – все так же, ни с того ни с сего – прекратился, Мендельн сдвинулся с места и вошел в Серам. Центр деревни превратился в развалины, на земле покоилось не одно неподвижное тело. Только тут юноша и начал постигать масштаб происшедшего… а еще понял, что все это оказалось весьма кстати для Ульдиссиана.
В этой последней мысли Мендельн утвердился, миновав обугленные останки человека в длинных одеждах, в котором ему каким-то чудом удалось узнать одного из высших служителей Собора Света, судя по виду – самого мастера-инквизитора. Устрашающий разряд молнии спалил его почти без остатка, а от вони горелого мяса Мендельну следовало бы шарахнуться прочь… однако некое нездоровое любопытство повлекло младшего из сыновей Диомеда к жуткому мертвому телу.
Но стоило ему приблизиться на расстояние вытянутой руки, его словно изо всех сил ударили увесистым кулаком. Встревоженный, Мендельн отшатнулся назад: казалось, кто-то неведомый в ярости закричал, завопил на него.
Утратив всякий интерес к обгорелым останкам, младший сын Диомеда продолжал отступать, но тут за спиною воскликнули: «Где же она? Никак не отыщу ее… никак не отыщу…»
Обернувшись на голос, Мендельн не обнаружил позади ни души. Нахмурившись, он решил, что с него хватит, и двинулся на поиски брата.
«О, добрый Мендельн! Ты ее не видал? Не видал ли ты моей дочери?»
Краем глаза Мендельн заметил чей-то силуэт возле громадного куска кровли, сброшенного ветром на землю с крыши одного из домов. Однако стоило ему повернуться туда, силуэт будто бы исчез… а может, его и вовсе там не было.
Но на сей раз Мендельн вроде бы понял, кто это.
– Мастер Кир? – неуверенно позвал он. – Мастер Кир?
Ответа не последовало, однако Мендельн, снова охваченный неодолимым влечением, двинулся вперед, к обломку крыши посреди улицы. Приблизившись, он углядел под досками что-то еще, склонился и потянул край обломка кверху. Дощатая кровля оказалась куда тяжелей, чем он думал, но, догадавшись откинуться назад и вложить в рывок всю тяжесть тела, Ульдиссианов брат сумел добиться кой-какого прогресса. Мало-помалу сокрытое под досками оказалось на виду…
И тут Мендельн, бессвязно вскрикнув, выпустил обломок кровли из рук, замотал головой. Такого смятения он за собою не помнил с тех самых пор, как горевал, сраженный безвременной смертью родных.
Но в этот миг знакомый голос снова спросил: «Где же она? Где же моя Серентия?»
Только теперь Мендельн понял: этот голос звучит в его голове. Неудержимо дрожа, он попятился прочь от обломка крыши и того, что скрывалось под ним…
И тут нечто твердое, острое кольнуло его в поясницу. Не успел он обернуться, как оказался бесцеремонно схвачен не одной парой рук.
В считаных дюймах от его носа возникло суровое лицо одного из охранников инквизитора.
– Ты! – рявкнул охранник. – Ты состоишь в родстве с обвиняемым, еретиком и убийцей по имени Ульдиссиан уль-Диомед? Признавайся! Кое-кто уже указал на тебя, как на его брата!
Все еще силясь понять, что случилось минутой раньше, Мендельн безмолвно кивнул. К несчастью, сие послужило пленителям сигналом к тому, чтоб поволочь его через деревню, к группе односельчан, с опаской поглядывавших на еще четверых из сопровождения инквизитора, карауливших их с четырех сторон. Серамцев Мендельн насчитал почти два десятка. Широко раскрытые глаза, робость в движениях… все это живо напоминало отару овец, следующих на бойню.
Дорий вел жаркий спор с одним из служителей Собора. Тиберия поблизости не оказалось. Несколько его стражников стояли с Дорием рядом, но явно не знали, что делать.
