Ульдиссиан в изумлении уставился на нее. Услышав такое от той, кто – это он знал прекрасно – любила отца больше всего на свете, да еще издавна уважала учения обеих крупнейших сект, Ульдиссиан почувствовал невероятное, немыслимое облегчение. До сих пор он даже не сознавал, насколько в глубине души тревожится о том, как скажется на ней смерть родителя.
– Серри, но, даже если и так… отчего ты, вместо того, чтоб следовать за мной неведомо куда, не вернулась домой? Опять же, и братья… они наверняка за тебя переживают…
– Я уже достаточно взрослая, чтобы самой в жизни с пути не сбиться, – с прежним упрямством объявила Серентия, уперев кулаки в бедра. – Тиль с остальными поймут, где я и с кем, и как всегда, препятствовать мне не станут.
Все это было сказано с такой непреклонностью, что Ульдиссиану оставалось лишь скорбно улыбнуться. Настаивать на своем, отговаривать ее далее он даже не подумал. К тому же, в компании Серентии ему было куда уютнее, как и в обществе брата с Ахилием.
– Ну, ладно. Я должен был об этом спросить. Мне нужно это знать. Больше ни словом об этом не заикнусь.
– Но я тоже должна сказать кое-что… если ты разрешишь…
Миг – и дочь Кира опять превратилась в благоговеющую перед ним последовательницу.
– Мое разрешение тебе ни к чему.
– Ульдиссиан… я вижу, что ты делаешь, и верю в тебя всем сердцем, – начала Серентия и, осекшись, откашлялась. – Однако тревоги Мендельна тоже заслуживают внимания. Знаю, Лилия говорит, нам нужно ехать прямиком в город, но…
Ульдиссиан сдвинул брови.
– Так дело в Лилии, Серри?
Девушка покачала головой, однако он ясно видел: да, это так, но в то же время – не так. Похоже, Серентии просто не удавалось отделить одну заботу от другой.
– Нет… я вот о чем… Ульдиссиан… я разговаривала с миссионерами из Церкви и из Собора, и вовсе не все они таковы, как брат Микелий. По-моему, в них вправду есть что-то хорошее…
Воспоминания о мастере-инквизиторе заплясали, вихрем вскружились в памяти.
– Вот это вряд ли, – окаменев лицом, перебил ее сын Диомеда.
Серентия ненадолго умолкла, явно отыскивая иной подход.
– Я просто… да, знаю, Лилии они причинили куда больше горя, чем нам… но не во всем же ее теперь слушаться!
Ее слова только насторожили Ульдиссиана сильнее прежнего.
– К Лилии я прислушиваюсь точно так же, как и к любому из вас. Просто так уж выходит, что ее советы кажутся мне разумными чаще.
– Скорее, не «чаще», а всякий раз…
– Довольно.
В душе закипела беспричинная злость, но Ульдиссиан сумел обуздать ее. Смысла продолжать разговор он не видел. Он собирался всего-навсего начистоту поговорить с Серентией об отце, и с этим было покончено. «Очевидно, – подумалось Ульдиссиану, – чтоб положить конец ее чувствам ко мне, требуется больше времени. Надо набраться терпения. Да, терпения».
Подняв руку, он накрыл ладонью ее голову – точно так же, как в те времена, когда она была совсем крохой.
– Серри, – прошептал он, – ты говорила, будто веришь в меня – в того, кем я стал, так?
Дочь торговца кивнула. Во взгляде ее до сих пор отражалось все, что она думает о сказанном чуть раньше.
– Я знаю: то, что пробудилось во мне, рвется на волю и из тебя, но высвободиться пока что не может.
– Я стараюсь, – упрямо ответила девушка, – но…
Ульдиссиан, чуть опустив руку, потрепал ее по плечу.
– Вижу. Позволь, я попробую указать ему путь к пробуждению. Держи меня за руки.
Серентия повиновалась.
– Если получится, – продолжал Ульдиссиан, – мне станет понятнее, как показать то же самое другим людям, когда мы достигнем Кеджана.
– Но что же… ах!
Лилия полагала, будто таившуюся в ней силу всколыхнула, пробудила их близость, слияние воедино. Разумеется, повторить того же с другими, особенно с Серентией, Ульдиссиан не мог, однако вполне мог попробовать нечто, как можно более схожее. С этими мыслями он сосредоточился на стоявшей перед ним девушке, постаравшись заглянуть в самое ее сердце, в самую душу, устремив туда токи собственной силы в надежде возжечь в ней огонь.
Казалось, все вышло, как он и задумал. Ладони налились теплом, и тепло это явно шло от нее, от Серентии. Между тем Серентия, часто-часто дыша, закатила глаза под лоб, так что на виду остались одни лишь белки.
Вскоре Ульдиссиан, к немалому своему изумлению, почувствовал, как в ней встрепенулось что-то сродни силе, таившейся в нем самом. Сосредоточившись на Серентии, он тут же смог удостовериться: да, сила исходит от девушки. В сравнении с его собственной она была невелика, но чем дольше тянулся он ей навстречу, тем больше ее сила крепла, тем верней пробуждалась к жизни.
При виде столь быстрого успеха Ульдиссиана охватил благоговейный восторг. Лилия вновь оказалась права: ему удалось разбудить в Серентии ту же самую мощь!
Но вдруг девушка неудержимо задрожала, затряслась всем телом, сверкнула белками глаз, испустила негромкий стон…
Ульдиссиан не на шутку встревожился. Серентия только что преодолела высочайший порог, хотя вся его грандиозность станет очевидна только со временем. Однако сейчас ему надлежало остановиться, позволить ей двигаться дальше самой. Поспешишь – и с ней вполне может случиться что-то дурное.
Едва Ульдиссиан выпустил ее ладони, дочь торговца ахнула и рухнула на него. Подхватив девушку на руки, Ульдиссиан придержал ее, пока она не пришла в себя.
– Как будто… как будто…
Однако других слов она подыскать не сумела.
– Понимаю, – в надежде успокоить ее откликнулся Ульдиссиан. – Понимаю…
Внезапно Серентия замерла, отпрянула от Ульдиссиана, точно от прокаженного… и бросилась бежать в сторону лагеря.
Ульдиссиан замер в растерянности. Он ждал чего-то вроде той самой эйфории, о которой рассказывала Лилия, а тут…
Серентия скрылась в тени за деревьями. По-прежнему не понимая в чем дело, Ульдиссиан проводил ее взглядом, пару секунд подождал и тоже направился к лагерю. Он не сомневался, что все сделал верно, так что ж на нее нашло?
Вернувшись к костру, Ульдиссиан нигде ее не обнаружил. Встревоженный, он подступил с расспросами к брату, но Мендельн безмолвно покачал головой, а после кивнул вправо. Там, в полутьме, и лежала Серентия. Укутанная в одно из одеял, нашедшихся в седельных сумках охранников из Собора, она повернулась к костру спиной.
Ульдиссиан шагнул к ней, однако подошедшая Лилия нежно придержала его за плечо.
– Ее лучше оставить в покое, – шепнула аристократка.
Крестьянин открыл было рот, чтоб ответить, но так ни слова и не сказал. Похоже, есть на свете кое-какие вещи, которых Ульдиссиану, несмотря на все обретенные силы, не постичь никогда…
