– Ты просто сам не свой. Что тебя гложет?
– Ничего. Ничего.
Карие глаза Итона буравами впились в него.
– А по-моему, что-то да гложет, только ты не желаешь об этом рассказывать, – возразил купец, сдвинув брови. – Прошлой ночью я предложил помочь тебе всем, чем только смогу. Похоже, вот надобность и настала. Быть может, если мы побеседуем наедине, когда остальные уснут, вдруг я сумею что-нибудь посоветовать?
Со времени смерти родителей Ульдиссиан обычно обходился собственным умом, лишь время от времени обращаясь за советами к Киру либо другим отцовским друзьям. Однако купец многое повидал, многое пережил – наверняка он смотрит на вещи куда шире простого крестьянина!
Поразмыслив, Ульдиссиан благодарно кивнул хозяину дома.
– Спасибо. Твоей помощи я буду рад.
– Тогда увидимся позже, – негромко откликнулся мастер Итон. – Скажем, за час до полуночи?
Снова кивнув, Ульдиссиан вернулся к Лилии и остальным. С этого момента он только и мог, что скрывать нетерпение. Минуты казались часами, каждый час тянулся целую вечность. Наконец, извинившись перед Лилией (к его полуночным прогулкам аристократка начала привыкать), Ульдиссиан помчался к мастеру Итону едва ли не бегом – уж так ему не терпелось поскорее добраться до его кабинета и рассказать обо всех своих тревогах.
По пути он чуть не столкнулся с Седриком. Когда мальчишка поднял на него взгляд, Ульдиссиан увидел, что лицо сына хозяина необычайно бледно.
– Сед? Ты почему еще не в постели?
Мальчишка глянул по сторонам, словно ему не терпелось убраться от Ульдиссиана подальше.
– Отец… отец хотел меня видеть. А теперь я спать иду.
Чувствуя, что опаздывает к назначенному мастером Итоном часу, Ульдиссиан потрепал сына купца по плечу.
– Ну да, конечно. Ступай, ступай.
Не дожидаясь ответа мальчишки, он двинулся дальше. В коридорах царил полумрак: ночную тьму разгоняли лишь несколько масляных ламп. Стражей Ульдиссиану по пути не попалось. Видно, в своих владениях купец ничего не боится… однако, как только услышит рассказ гостя, обстановка тут же и переменится.
Дверь в кабинет оказалась затворена, и света из-под нее наружу не пробивалось. Окинув взглядом безлюдный коридор, Ульдиссиан постучался.
– Входи, – откликнулся изнутри мастер Итон.
Облегченно вздохнув, Ульдиссиан скользнул в кабинет и поспешно притворил за собой дверь.
Комнату освещала единственная свеча на небольшом, красного дерева столике, придвинутом к самой стене. Рядом с подсвечником стоял графин и два кубка, один из которых хозяин дома, сидевший у столика в кожаном кресле, поднял, как только глаза крестьянина приспособились к полумраку.
– По-моему, в ночной тишине куда как спокойнее, – пояснил мастер Итон, глотнув вина. – И думается куда лучше.
Ульдиссиан опустился в кресло, указанное мастером Итоном.
– Спасибо, что уделяешь мне время.
– Ну, а как же не уделить – после всего, что произошло? Как же отказать тебе, Ульдиссиан, в такой малости? Прошу, – сказал Итон, кивнув на второй кубок. – Настоятельно рекомендую.
Как ни хотелось бы сохранить ясность мысли, Ульдиссиан вдруг почувствовал страшную жажду и позволил мастеру Итону налить себе немного вина. Багряный напиток хлынул в горло восхитительным пламенем.
– Крепкий сорт, выдержанный, но, так сказать, радует душу, – пояснил Итон, отставив свой кубок в сторонку. – А ты не на шутку встревожен, сын мой.
Стиснув кубок в ладонях, Ульдиссиан подался вперед и рассказал, отчего беспокоится за друзей… и за всю Парту. Старик слушал молча, лишь время от времени понимающе кивал головой.
Но вот Ульдиссиан закончил рассказ, и мастер Итон задумчиво почесал подбородок. Огонек свечи, отраженный в его глазах, заплясал, замерцал, приковав к себе взгляд Диомедова сына.
– Опасения за товарищей и моих сограждан делают тебе честь, Ульдиссиан. Остается только надеяться, что и я в твоем положении держался б не хуже…
– Но как же мне уберечь их – всех вас – от беды? Я ведь не знаю, сумею ли защитить от сил Церкви Трех каждого! Было дело, считал, будто это мне по плечу, но после той ночи…
Глава городка поднялся, неторопливо зашагал перед Ульдиссианом из стороны в сторону, морща в раздумьях лоб.
– Да… та ночь, судя по твоему рассказу, выявила в твоем даре непостоянство, которого я бы не ожидал. Самым наглядным образом выявила…
Итон ненадолго умолк, глядя на Ульдиссиана сверху вниз.
– Может статься, ты прав, – продолжал он, – и твоих сил против могущества Церкви окажется маловато. Служителей у Церкви Трех – тьма тьмущая. Слышал я из достоверных источников, будто есть у них воины-фанатики, в сравнении с которыми мироблюстители покажутся образцом кротости. Некоторые говорят, этих темных латников даже обычное оружие не берет…
Эти слова угодили точно в цель, заставив Ульдиссиана кое-что вспомнить.
– Да! Тот нападавший, на той самой улице! Как я и говорил! Стрела Ахилия должна была его замертво уложить, однако только спугнула…
Отступив от столика со свечой, старик почти скрылся во тьме, окутавшей дальний угол кабинета.
– Выходит, толика истины в этих историях есть. Пожалуй, я бы тут предложил… но нет, на это ты не пойдешь.
Однако Ульдиссиан был готов пойти на все, что угодно, лишь бы уберечь от беды ту девушку… тех людей, которых он полюбил.
– На что? Скажи же!
Мастер Итон вновь повернулся к нему. Если б не пламя свечи, отразившееся в глазах хозяина дома, выражение его лица так и осталось бы для Ульдиссиана загадкой, но в этом взгляде крестьянин увидел решимость, что, в свою очередь, придало решимости ему самому.
– Есть один способ их уберечь… и их, и мою любимую Парту, но мне такое даже предлагать совестно.
– Прошу тебя, мастер Итон! И никаких обид на тебя не затаю! Ты все это время был нам добрым другом и гостеприимным хозяином!
– Что ж, ладно. Похоже, достичь желаемого ты, юный Ульдиссиан, сможешь, только покинув их без предупреждения. Уйдя посреди глухой ночи, умчавшись из Парты прочь, как будто ищейки Церкви уже здесь, на подходе. Езжай из города, встреть там этого Малика и…
Вскочив на ноги, Ульдиссиан выронил кубок и опрокинул кресло.
– Что?
– Выслушай до конца! Малик охотится за тобой! Ему нужен только ты! Чем бы ни кончилась ваша с ним встреча, оставив Парту и спутников, ты выведешь их из-под удара! Церковь Трех их больше не потревожит!
Что самое страшное, подобный выход Ульдиссиану в голову уже приходил… однако, высказанная напрямик, эта мысль сделалась осязаемой, веской, тяжким грузом навалилась на сердце.
