Может статься, искусительница даже исподволь подтолкнула горожан к этой безумной затее, нашептала им в уши, что они должны отправиться следом за ним. Это вполне объяснило бы и их проворство, и удачу в поисках. В конце концов, самой свести все концы воедино – вернейший способ низвергнуть его как можно глубже! Выходит, он снова недооценил ее кару…
– Ты своего добилась! – закричал Ульдиссиан в темноту. – Теперь оставь же меня в покое!
Конечно, никто ему не ответил, да он этого и не ждал. Лилия желала ему полного, окончательного унижения, а может, и гибели. Если разгневанные приверженцы разорвут его в клочья, она попросту подыщет себе новую марионетку.
«Ты думал, что сумеешь одолеть владык Санктуария. Думал, что Церковь Трех с Собором Света падут, и ты, наконец, сможешь избавиться от демонов прошлого».
Подумав о том, что подвел даже утраченных родных и близких, Ульдиссиан задрожал. Его позор навек запятнает память о них. Вспоминать его семью будут только с проклятиями да черными мыслями.
– Я просто хотел помочь людям, – пробормотал Диомедов сын. – Просто хотел, чтобы все встало на свои места.
Убитому горем, ему почудилось, будто кличи ночных обитателей джунглей обратились в издевательский смех. Развернувшись, он сделал шаг в сторону лагеря, но тут же вспомнил, что его там ждет, и оглядел темные заросли в поисках хоть какого-то выхода.
«А не податься ли в Церковь Трех?»
Поначалу эта идея показалась пугающе нелепой, но, поразмыслив, Ульдиссиан решил, что кое-какой смысл в ней есть. Да, именно это самое и предлагал Малик, однако теперь Ульдиссиан принялся прикидывать, что может произойти, если он сам, добровольно явится в главный Храм и сдастся на их милость. Ни от кого больше не придется бежать. Конечно, поначалу партанцы возмутятся его двоедушием, но потом-то увидят: справедливость восторжествовала! Что станется с ним самим, Ульдиссиана уже не заботило – главное, все это больше никому не повредит.
«А может, партанцев лучше тоже взять с собой, в Храм? Пусть сами убедятся, в чем правда».
Ульдиссиан поморщился. До чего же он докатился, если хоть на минуту всерьез задумывается о столь возмутительной подлости! Сын Диомеда помотал головой, гоня прочь ненужные мысли. Как быть с самим собой – дело одно, но снова обманывать жителей Парты он не станет… и в Церковь Трех их уж точно не поведет.
Однако… если уж рвать все связи с приверженцами, это следовало сделать как можно скорей. Но как только он вернется в лагерь, его не оставят одного ни днем ни ночью. «Пожалуй, – подумал Ульдиссиан, – туда лучше всего вовсе не возвращаться».
Вовсе не возвращаться… А что, возможно, на этот раз и получится!
Ноги понесли его вперед сами собой, еще до того, как крестьянин это заметил. Раздвигая густые ветви, Ульдиссиан ринулся в заросли напролом. Он понимал: с одной стороны, сегодняшнее скоропалительное бегство еще безрассуднее, чем тайный отъезд из Парты, однако с другой – окажется для всех неожиданным. Им и невдомек будет, где его искать. Здесь, в гуще джунглей, он обведет вокруг пальца лучших их следопытов, включая сюда и Ахилия.
Однако, торя себе путь во мраке ночи, Ульдиссиан призадумался: а далеко ли он сможет уйти без коня? Верхом, по меньшей мере, сквозь джунгли проламываться куда проще, а впереди наверняка отыщутся не столь заросшие тропы, где всадник сможет пришпорить коня. Если б он только догадался прихватить с собой одного…
Увы, теперь на это не стоило даже надеяться. Не в силах предпринять чего-либо иного, чувствуя, что сейчас все зависит лишь от того, чтоб бежать и бежать, пока не откажут ноги, Ульдиссиан слепо, наугад несся сквозь ночные джунгли. Каждую минуту ему казалось, будто за спиной вот-вот поднимется крик, за ним устремятся в погоню…
Вдруг в зарослях впереди замаячило, зашевелилось нечто живое… и при том изрядной величины.
Ульдиссиан замедлил шаг, но, поскользнувшись на мягкой, сырой земле, потерял равновесие, споткнулся и рухнул ничком, носом в грязь.
Над головой звучно фыркнули. Морда зверя мягко ткнулась в плечо. Наскоро протерев залепленные грязью глаза, Ульдиссиан увидел перед собою огромного белого скакуна. Под мощной шеей коня покачивались поводья. Вдобавок, конь был оседлан. Что ж, дело ясное: конь – один из партанских, потерявшийся по дороге сквозь джунгли.
Схватив поводья, Ульдиссиан негромко забормотал, уверяя коня, что не сделает ему ничего дурного. Казалось, конь появлению человека был только рад: очевидно, в незнакомых местах ему сделалось не по себе.
Возблагодарив удачу, Ульдиссиан приготовился усесться в седло…
– Не вздумай! Отойди от него!
Испуганный неожиданным окликом, Ульдиссиан вздрогнул, и нога его соскользнула со стремени. Конь буйно всхрапнул, словно бы разъяренный чужим вмешательством, и двинулся от кричавшего прочь, потащив за собой крепко вцепившегося в поводья Ульдиссиана.
– Тихо! Тихо!
Заставив коня остановиться, Ульдиссиан повернулся к нежданному гостю.
Лицо кричавшего оказалось столь бледным, что его удалось разглядеть даже во мраке ночных джунглей. Шагал он торопливо, но ровно, гладко, будто привык к джунглям с самого детства.
– Мендельн?!
Неизвестно, отчего, однако Ульдиссиан сомневался, что перед ним действительно брат. Да, это был Мендельн… но вроде бы и не он.
– Ульдиссиан…
Голос Мендельна звучал негромко и так размеренно, что старший из братьев снова засомневался, явь перед ним, или морок.
– Ульдиссиан… оставь эту тварь, отойди. Она – не то, чем кажется с виду…
Единственной «тварью» поблизости был белый конь, и на вид, и на ощупь вполне настоящий… а вот о приближавшемся Ульдиссиан, положа руку на сердце, сказать того же самого не мог. В памяти вновь всплыли гнусные проделки Малика.
– Не подходи! – крикнул он Мендельну. – Не подходи!
– Ульдиссиан… это я.
– А я в этом не уверен…
В голове загудело. «Не может быть! Не может быть, это не Мендельн! Еще один демон, наверняка! Поближе его подпустить, а как подойдет – ножом, ножом…»
– Не слушай его, – негромко сказал, может, Мендельн, а может, и нет. – Не понимаю, о чем он тебе толкует, но знаю: дурному учит.
Ульдиссиан сдвинул брови. Болезненный гул в голове набирал силу с каждым ударом сердца.
– Кто «он»? О ком ты говоришь?
– Да, ты же не можешь видеть его таким, каков он на самом деле. А он склонился к твоему плечу, нашептывает, точно влюбленный, но внушает тебе одну только ненависть. А еще он, по-моему, с нею знаком: сходство во внешности чувствуется.
«С нею…» Для Ульдиссиана это могло означать только одну особу.
– С Лилией?
– Верно, ты звал ее именно так, а помнишь ли, какой в итоге увидел?
