За эти несколько дней я уже привыкла к такому его поведению. Он уходил всегда рано утром, и возвращался вечером, утомленный, еле волоча ноги, и с влажными волосами. Я предположила, что занимается он какой-то физической работой, потеет, грязнеет, и поэтому перед возвращением домой моется в том самом бирюзовом озере келпи. Только вот какая работа может утомить самого сидхе? Они же невероятно сильны! Сгорая от любопытства, я все же не задавала вопросов, и после ужина мы, как правило, расходились по своим углам и мирно засыпали.
Вот и сегодня рыжий сразу после ужина направился в свой угол… Только не дошел. Опасно покачнувшись, он взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, и замер, удивленный собственной неловкостью.
«Началось», — обрадовалась я.
Ириан все так же стоял на месте. Качнув рыжей головой, он сделал еще шаг, и снова покачнулся, да так забавно, что сомнений у меня не осталось — его торкнуло!
— Устал? — сочувственно спросила я. — Ноги не держат?
Он кое-как дошел до стены, оперся в нее руками и глянул на меня. Ага! Пот на лице, зрачки расширены, руки трясутся. Значит, ядовитые грибы действуют даже на божественных сидхе! И значит, не так уж они и совершенны — сидхе я имею в виду, а не грибы.
— Ты как-то плохо выглядишь, — заметила я. — Тебе надо меньше работать и больше отдыхать.
Ириан посмотрел на меня мутными глазами и спросил умилительно растерянным, хриплым голосом:
— Почему ты троишься?
— Я? Троюсь? Что, прости?
Он развернулся с трудом и, припав к стене уже спиной, протянул руку в моем направлении, махнул ей, будто развеивая морок, и, поморгав, произнес все так же хрипло, все так же растерянно:
— Откуда вас так много?
— Меньше надо пить, — весело сказала я, и указала на его кубок, в котором все еще оставалась бражка.
— Я что, пьян?
Я хотела сказать «Да», но в холмах лгать нельзя, поэтому ответила иначе:
— Выспаться бы тебе хорошенько.
Ириан не сразу понял, что я сказала: мои слова до него, «торкнутого», доходили медленно, но когда дошли, он улыбнулся во весь рот и сполз по стеночке на пол, при этом меняя свой некрасивый человеческий облик на прекрасный сидхейский. Усевшись на пол, он, продолжая улыбаться, проговорил добродушно:
— Пол-ный дом Ма-гари. Вы-бирай лю-бую… — он потянулся куда-то вбок, вероятно, к одной из моих копий, рожденных его распаленным грибами воображением. И, самое интересное, дотянулся! Ухватив «меня», он повалился на пол, нежно ощупывая руками воздух. — Та-кая мягкая… та-кая по-датливая… — зашептал он блаженно.
— Да, воображаемые женщины, они такие, — поддакнула я, с мстительным удовлетворением наблюдая за ним.
Предположительно сграбастав мои волосы, он потянулся предположительно к моим губам и самодовольно, с невероятными пламенными интонациями, от которых у меня настоящей даже кожа покраснела, промурлыкал:
— Я знал, что ты сдашь-ся… вы все… люди… такие… вы обо-жаете… нас…
Я громко хмыкнула, наслаждаясь зрелищем того, как божественный сидхе ползает по полу, сжимая в объятьях несуществующую Магари, и говорит жарким голосом всякие глупости.
Так тебе и надо, морда рыжая! Будешь знать, как зазнаваться! Был бы воспитанным, был бы вежливым, защитил бы честь девы, то бишь меня, возразил бы Лойнагу, что никакой я не «поблекший блеклый цветочек», а самая настоящая роза, только-только распустившаяся! И, для полной сатисфакции, дал бы ему по носу за гнусные слова о том, что скоро я буду всем подряд отдаваться. Так бы поступил настоящий мужчина, в чьем присутствии оскорбили рини.
Ириан еще немного страстно пожамкал фантом, после чего неожиданно вспыхнул. По-настоящему вспыхнул, оранжевым пламенем! Вскрикнув, я встала из-за стола и заметалась по комнате в поисках емкости с водой. Емкости не нашлось. Оглянувшись на горящего сидхе, который этого факта даже не заметил, и продолжил издавать довольные звуки, я метнулась обратно к столу, возложила на него ладонь, и подумала об огромном кувшине холодной воды. Стол немедленно исполнил мое желание и явил кувшин воды. Схватив тяжеленный кувшин, я подошла к Ириану и, пока тот не спалил весь дом, облила его водой.
Сидхе «потух», сбросив с себя яркое красивое пламя, словно плащ, недоуменно на меня посмотрел, и… заснул. Можно даже сказать, отключился.
Пока я переводила дыхание, стоя с кувшином в руках, бытовая магия стерла все подгорелые следы произошедшего безобразия и впитала вылитую мной воду. Стол тоже очистился.
Я не рискнула подходить к Ириану и накрывать его — мало ли, очнется, и сграбастает в объятия уже реальную меня, и, вернув кувшин на стол, подошла к своей сумке, достала блокнот и записала итоги эксперимента.
Вот и первое сходство с людьми: под алкоголем и грибами сидхе тоже делаются неадекватными и неуправляемыми.
…Утром, когда Ириан проснулся, я приоткрыла глаза, чтобы проследить за ним. Сидхе поднялся, провел рукой по роскошным медно-красным волосам, которые в растрепанном состоянии выглядели еще лучше, чем в гладком, и нахмурил прямые темные брови. Полюбовавшись на это чудо природы, и надеясь, что «чудо» не вспомнит, что именно вчера произошло, я сделала вид, что только проснулась и, откинув одеяло, бодро сказала:
— Доброе утро, Ириан. Хорошо выспался?
Сидхе нахмурил брови и стрельнул в меня золотым взглядом.
— Ты отдалась мне вчера? — очень серьезно спросил он.
— Пф-ф, еще чего! — фыркнула я и приняла оскорбленный вид. — За кого ты меня принимаешь?
Золотые глаза все так же пристально меня изучали, и мне подумалось мельком, что зря я так легко откинула одеяло. Сорочка у меня хоть и скромная, но все же тонкая, а этим разнузданным чувственным сидхе только дай намек…
— Что ты так смотришь? — заволновалась я.
— Я очень хорошо помню… тебя, обнаженную, подо мной, — задумчиво проговорил он.
— Избавь меня, пожалуйста, от подробностей своих мерзких фантазий, — передернув плечами, сказала я. — Ты вчера после ужина как встал, так сразу закачался и рухнул прямо в углу. Должна сказать, что это все не удивляет меня. Ты не первый раз приходишь выжатый, как лимон, шатающийся, и сразу после ужина засыпаешь. А о том, что тебе снится, я знать не желаю.
— Ты что-то не договариваешь.
— Да, не договариваю, еще как, — ворчливо проговорила я. — Мне так и хочется добавить, что ты ужасно обходишься со мной, гостьей, толком не разговариваешь, а когда разговариваешь, то такое несешь, что лучше бы не разговаривал. Знаю-знаю, ничего ты мне не должен, но что тебе стоит денек уделить мне, поводить по окрестностям, места показать? Я же фейриолог, в конце концов! Я здесь, чтобы изучать фейри!
Как я и думала, мой наезд в стиле «супруга пилит» сработал, и Ириан, поморщившись, отвернулся от меня и подошел к столу. Взяв с него сыр, мясо и немного мяса, он завернул все это в кусок ткани и ушел, даже не приведя в порядок свои волосы.
