— Это угроза? И почему ты жмуришься?
— Я… я… — забулькала я, мужественно борясь с дурнотой.
— Мой король! — раздался голос галантного сидхе, Багтена. — Друидессе дурно от нашего гребаного гламура.
Я плотно сжала губы — наружу рвалось не только содержимое желудка, но и нервный смех. Подобный инцидент уверенно можно записать в анекдоты.
— … Это слишком сильный гламур, — объяснил Багтен. — Смешение наших сил плохо действует на людей. Друидесса как раз просила нас сбросить чары, когда появился Падрайг и взял ее за руку. Она отшвырнула его в сторону неосознанно.
«Не знаю, кто ты, Багтен, — обратилась я мысленно к сидхе, — но ты мне очень-очень нравишься!»
— Где маг? — спросил Элидир.
— Я здесь, мой король, — отозвался Падрайг.
— Кто дал тебе право хватать госпожу друидессу за руки?
Своим рассерженным тоном король выстудил ползалы. Подмороженный Падрайг бухнулся на колени и взмолился:
— Прощу прощения, мой король! Я не должен был трогать госпожу друидессу…
— Не должен был, — зловеще подтвердил Элидир. — Удались немедленно из залы и выучи Договор, заключенный нами с людьми. Завтра процитируешь мне положения, которые я захочу услышать. Если хоть раз запнешься или ошибешься, ничто тебя не спасет.
— Да, мой король, — тускло выговорил уничтоженный Падрайг и удалился с тихим хлопком.
— И вы все, — обратился король к гостям, — должны помнить положения Договора наизусть. Госпожа друидесса — наша гостья, и тот, кто обидит ее словом, взглядом, жестом — понесет строжайшее наказание. Магари, — обратился он уже ко мне, без мороза в голосе, ласково — Тебе плохо от нашего гламура?
— Д-да… Гламур вообще вреден… особенно когда его используют сразу несколько сидхе… это может стать причиной магической аномалии… — проговорила я с трудом.
— Слышали, что сказала госпожа фейриолог? Всем сбросить гламур.
Сидхе без возражений повиновались приказу. Пока божественные гости становились менее сверкающими, зато более переносимыми, король Элидир подошел ко мне и предложил руку. В другое время я бы поостереглась касаться его морозейшества, но когда ноги не держат и мир плывет, лучше не привередничать.
Сделав несколько неуверенных шагов, я с облегчением осознала, что слабость и тошнота отступают, хоть и медленно, а органы чувств, ошарашенные недавним гламурным блеском, потихоньку возвращаются в нормальное состояние.
— Ириан не явился, но я предугадал это, — произнес Элидир. — Такая выходка в его стиле. Жаль, жаль… Я думал, он исправился, хотел его облагодетельствовать и вернуть ему высокое положение… Но такой нахал не заслуживает прощения.
— Заслуживает, заслуживает! Просто он…
— Не старайся, — оборвал меня король. — Нет ему оправдания.
— Есть! Он…
— Хватит, Магари. Позже он лично объяснит мне свое отсутствие, а сейчас есть только мы, — загадочно произнес сидхе и подвел меня к возвышению, на котором выделялся трон устрашающей красоты, изобилующий ледяными шипами. Ниже, у трона, стояли железные стулья наподобие того, на котором мне недавно довелось посидеть, только эти стулья отличались куда большими размерами и прихотливым исполнением. Разглядывать эти произведения искусства было слишком сложной задачей для моих пока еще «сбитых с толку» глаз. Прямо на моих глазах на возвышении вырос еще один стул, такой же сложный, непонятный, но красивый, как и остальные, но созданный из чистого льда.
Мы с Элидиром ступили на возвышение.
— Сядь, Магари, — указал король на ледяной стул.
Я осторожно опустилась на стул и, бросив опасливый взгляд в залу, констатировала, что придворные наверняка уже меня ненавидят. Слишком уж много внимания мне оказывает король: и Падрайга отчитал, и под руку меня взял, на возвышение на специальный ледяной стульчик усадил… На смену слабости пришла тревога. С чего бы это Элидиру быть со мной таким вежливым и предупредительным?
Король занял трон, и еще трое сидхе поднялись на возвышение, не озаботившись поклонами и прочим церемониалом.
— …Отменное начало бала, как по мне! — сказал один из них, золотоволосый крупный сидхе, лицом и статью напоминающий Ириана. Он блистал и без гламура; было в его внешности что-то солнечное и переливающееся, словно кожу его присыпали блестками, а в глаза добавили яркости, так что они казались не просто золотыми, а сияющими. — Не думал, что придворного мага можно сбить с толку, но тебе удалось, друидесса. Выражаю свое восхищение. Я Марагдет, предводитель риоров. Наши имена немного похожи, не правда ли?
— Правда, — улыбнулась я, радуясь тому, что могу смотреть в его лицо без слез. Как же все-таки хорошо без «гребаного гламура»!
— Узнаешь меня? — спросил вкрадчиво другой сидхе, изящный и тонкий. Кожа его отличалась необычной для бога бледностью, глаза казались тусклыми и не сияли, как у Марагдета. Светлые волосы неопределенного оттенка были заплетены в косу, которая была такой солидной длины, что не только достигала пола, но и лежала на нем. Тонкое лицо казалось мне смутно знакомым. Он повернулся в профиль и поднял руку.
— Маэнун! — узнала я. — Маэнун, который спас Аранту от затопления! Неблагой сидхе, спасший целое государство! Это было четыреста лет назад… Невероятно…
Польщенный Маэнун улыбнулся шире и опустил руку; на гербе островного государства Аранта его изображали в той же позе, которую он мне только что показал. Я не могла насмотреться на Маэнуна. Кто бы знал, что однажды я встречу морского бога, сказки о котором читала в детстве, и исторические статьи — в студенчестве… Это один из немногих неблагих сидхе, который хорошо относится к людям. Когда-то он имел привычку бродить по берегу в облике старика и заговаривать со встречными, а еще нередко спасал тонущих людей с кораблей, угодивших в шторм.
— А меня знаешь? — спросила женщина, выступив вперед.
Она была не так уж высока ростом, худощава, и казалась по сравнению с мужчинами маленькой. Бледная и с холодным подтоном кожа, огромные, подведённые черным глаза, кажущиеся скорее желтыми, чем золотыми, густо-черные брови вразлет, длинный узкий нос, тонкие темные губы, впалые щеки — особая красота, неблагая, но завораживающая. Волосы тонкие, плащом ниспадающие на спину, и серые, как паутина, светлеющие к концам. Платье тоже бело-серое, приглушенное. Казалось бы, вся эта серость должна была приглушить красоту женщины, но она ее только подчеркнула. Я засмотрелась на «серую» сидхе.
— Не узнаешь, — промолвила она грустно. — Я Тэрада, сумеречная дева.
— Ах, как ты скромна, Тэрада, — вздохнул Марагдет, приобнимая ее за плечи. — Она богиня теней и безумия, знай это, друидесса!
Сидхе заняли свои места на стульях и начали перебрасываться с Элидиром короткими фразами. Судя по тому, как фривольно ведет себя Марагдет, и как свободно держится с королем вся троица, они — друзья и доверенные лица Элидира. И, кажется, одни из самых могущественных неблагих на данный момент. Слушая, о чем говорят сидхе, я посматривала на залу, отмечая, чем заняты гости.
