Я немного приободрилась и поднялась в свои покои, где до самого вечера морально готовилась к неожиданностям. Пару раз на меня накатывало паническое желание бежать к Скендеру и просить вывести из холма, но я заверила себя, что взрослые независимые женщины, тем более друидессы, не должны поддаваться панике.
Когда настала ночь, за мной пришли риоры. Я последовала за ними без вопросов и возражений. Настроенная на самое худшее, чуть ли не потрескивающая от напряжения, я вошла в ту самую залу, где однажды сломала риорский меч, и с удивлением обнаружила, что зала полна народу. Кажется, Элидир решил разобраться со мной при свидетелях… Только вот эти самые свидетели почему-то поглядели на меня без особого интереса, да и риоры, сопровождающие меня, дальше, к королю, не повели — оставив в толпе, вернулись к дверям, изображать мебель.
Придворные смотрели куда-то в сторону трона. Втиснувшись меж двоими сидхе, я увидела… Ириана. Огарок стоял на коленях перед троном, на котором восседал король; бледный, но умопомрачительно прекрасный, с волосами, заплетенными в косу, нарядный (правда, с обнаженным торсом), рыжий сосредоточенно смотрел в пол, пока Падрайг наносил ему на спину какой-то узор. Неужели это то, о чем я думаю?
— Что происходит? — шепотом спросила я у придворной дамы, великолепнейшей блондинки, стоящей рядом со мной.
— Ириана снова посвящают в риоры, — возбужденно ответила сидхе, которой явно доставляло удовольствие смотреть на обнаженный торс рыжего бога.
Та-а-а-к… Еще утром об Ириане не было никаких вестей, а ночью он уже во дворце посвящается в риоры! Мне однозначно не нравится это!
Приглядевшись к Ириану, я отметила, что он выглядит неплохо, разве что бледен. Предположим, Огарок пришел в себя вчера, и благодаря заботе Скендера быстро восстановился. Допустим, во дворец он явился как раз тогда, когда я была на охоте. Представим, что Элидир предпочел не думать о досадном инциденте со мной, продолжил охотиться, затем вернулся во дворец со свитой и встретил Ириана. Что могло произойти дальше? Элидир был зол на Ириана за то, что его не было на балу, а Ириан наверняка был зол на меня, так что оба сидхе могли быть заведены при встрече. Так с какой стати повелитель Зимы возвращает ему статус риора? И зачем? Неужели я ошибалась, думая, что Элидир считает рыжего подозрительным?
Я жутко разнервничалась; у меня появилось ощущение, что я выпала на несколько дней из реальности и пропустила какие-то важные события. Падрайг закончил наносить узор, и король торжественно сказал:
— Встань, Ириан, мой риор!
Рыжий поднялся и выпрямился; Марагдет вышел к нему и поцеловал в лоб — такой поцелуй у фейри даруется тому, кого берешь под личную ответственность.
Как только Марагдет отстранился от Ириана, зала зашумела от радостных и ободрительных выкриков и поздравлений. Придворные, совсем недавно предпочитающие не замечать Огарка, стали подходить к нему один за другим, поздравлять с возвращением и посвящением в риоры и светить улыбками.
Я осталась на месте, и видела разве что спину Огарка. Зазолотилась на ней надпись-клятва, означающая принадлежность к воинам. Я знаю уже, в чем смысл этого ритуала — выспросила как-то у самого рыжего. Клятвенный узор риора сделает Ириана сильнее, магически свяжет его с другими воинами, чтобы они знали, когда ему грозит опасность, и успели прийти на помощь, или могли передать ему часть своей силы. Но эта клятва — как клеймо, знак собственности. Ириан теперь не свободен в своих решениях, и не принадлежит себе. Верховодить им будет Марагдет, предводитель риоров.
Я так сильно закусила губу, что прокусила ее. Знала, конечно, что больше всего на свете Ириан мечтает вернуться ко двору и снова стать своим среди сидхе, снова стать риором… Но мне казалось, он явно видит все недостатки жизни при дворе, и что не согласится снова стать инструментом в чужих руках. Теперь понятно, почему Элидир так поспешил посвятить его в риоры: глупо было бы не воспользоваться таким замечательным шансом обрести контроль над одним из самых непредсказуемых сидхе.
«Как ты мог, Огарок? — мысленно спросила я. — Однажды тебя уже использовали, ты хочешь, чтобы это повторилось? Как ты, гордец, мог выбрать беспрекословное подчинение? Тем более подчинение Марагдету, прихвостню Элидира?»
Я развернулась, чтобы уйти, но ледяной взор короля поймал меня. Я поняла, что он призовет меня в любом случае, и повернулась к нему лицом. Элидир жестом указал, чтобы я подошла.
Я подошла к возвышению, на котором стоял трон, и взглянула в лицо короля. Мне казалось, я сразу пойму по его лицу, по его взгляду, что он намерен со мной делать, но я ошиблась. Элидир казался возбужденным, и на его вечно белых безупречных щеках даже появился слабый намек на румянец. И что же это может значит?
Он подманил меня к себе.
Удивленная, я поднялась на возвышение; мое сердце билось так быстро, что, вне всяких сомнений, король понял, что я волнуюсь.
— Бедняжка, как бьется твое сердечко, — протянул он, вглядываясь в мое лицо. — Я смутил тебя сегодня, и теперь ты боишься… Не бойся! Я не трону тебя, пока сама не попросишь. А ты попросишь, — блеснув глазами, загадочно проговорил он, — потому что я тебя завоюю.
Я ничего не ответила, потому что просто не могла найти подходящих слов.
— Наш двор прекрасен, не правда ли? — громко спросил Элидир у подданных, и они отозвались дружным согласием. — Мы куда интереснее завшивевших в своей благопристойности благих! Мы встряхнем мир людей! Они забоятся нас снова! Перемены близко, друзья мои!
Сидхе закричали, и ярче всего выделился в этом крике зычный голос Марагдета.
— … А ты поможешь нам, Магари, — уже куда тише, только мне, сказал Элидир. — Ты мой маленький красивый козырь в борьбе за влияние.
Я все так же молчала, не зная, что говорить и как реагировать. Что-то не то было с Элидиром, повелитель Зимы почему-то перестал ощущаться холодом, пропало высокомерие. От него исходили волны силы, заряжающие залу, но это была иная сила, не та строгая и ледяная, как прежде. Сбитая с толку, я не знала, что и думать.
— Отдыхай, — ласково велел Элидир, заметив, что мне не по себе, — набирайся сил, день выдался для тебя сложным.
Я не стала медлить и быстро спустилась с возвышения, ловя на себе взгляды — любопытные, ненавидящие, недоуменные, озадаченные, опасливые… Один взгляд ощущался ярче остальных.
Я обернулась, и увидела Ириана. Он смотрел на меня, как на врага.
Это что еще такое?!
— Надо поговорить, и без свидетелей, — бросила я, и пошла к выходу из залы.
— Риор, значит? — сказала я, когда мы вышли и остались вдвоем. — Что это ты задумал?
Ириан сложил руки на груди. Он и раньше, бывало, злился на меня, но его глаза всегда при этом были кипящим золотом, тогда как сейчас они словно остывший металл.
— Что случилось, Ириан? — тихо спросила я.
— Я посвящен в воины.
