Действительно, тот исчез. Растворился. Люди не исчезают. Даже маги. Или маги всё-таки могут то, чего не умеют простые смертные?
– Кто-то воспользовался моей внешностью, – блондин открыто глянул в мои глаза, словно призывая проверить, что не лжёт.
Брат бросил на него хмурый взгляд. Ответил решительно:
– Тогда я сам увезу тебя.
– Ты выяснил, что происходит? Ты говорил про удар, который вы собираетесь нанести... Что в Инемаре?
– Отряд паладинов ищет Наместника. Иви, сегодня зал должен быть свободен. Попробуй... уговорить Эллинге уйти.
– Как ты себе это представляешь? И зачем вам зал?
Картер замялся, и я неожиданно поняла:
– Снова чья-то свадьба? Да?
Он промолчал, но внезапно ответил Грегори:
– Да, Иви. Мы рассчитываем спасти ещё одну ниатари.
– А жениха ей тоже подобрали? – язвительно хмыкнула.
– Она сможет выбрать сама, – очень серьёзно отозвался зеленоглазый.
– Но ведь её муж... умрёт! Вы понимаете это?
– Они убивают нас. Мы убиваем их. Это война на выживание, Иви, – мрачно откликнулся брат.
– Вы говорили, в драконьей ипостаси они не признают даже ниатари, но Эллинге...
– Это странно. Храмовники сами в замешательстве, – согласился брат. – Поэтому тебя и просят. Подумай о других девушках. Помоги им.
– Я... попробую, – произнесла. – Но...
Как, вот как я должна просить Эллинге освободить зал, чтобы поспособствовать убийству одного из драххов? А с другой стороны, не каждый согласится ждать, и, возможно, для ниатари сегодня единственный шанс вырваться из лап смерти.
Схватилась за голову. Как же тяжело выбирать, когда выбор – такой!
– Принесите нам еды, – попросила, возвращаясь к лестнице.
Дракон по-прежнему лежал на полу, свернувшись синим клубком. Приоткрыл глаза и тут же закрыл.
Я осторожно пробралась на своё местечко. Уложила голову на лапу. Он заботливо укрыл меня крылом.
Слышалось, как стучит жилка, как внутри гигантского тела шумит кровь, работает сердце.
Появился Картер с подносом, уставленным едой – сразу видно, что рассчитывал не только на меня, но и на большого зверя, который тоже вполне мог проголодаться. Внушительные куски мяса, огромная пиала с водой, несколько буханок хлеба.
Не знаю, едят ли это драконы, храмовникам виднее. Вряд ли ему хватило бы наесться, но хоть голод утолить.
Эллинге приоткрыл глаз, издал глухой предупреждающий звук, но возражать не стал.
Картер оставил нам поднос, бросил на меня многозначительный взгляд и вышел.
Пока я ела, дракон молчал, только громко, тяжело дышал. Сам к еде не притронулся.
– Ты спишь? – спросила я. Эллинге не ответил.
Какое-то время я лежала рядом, размышляя о происходящем.
Может, это действительно шанс? Освободиться от захватчиков, очистить Эрсе от монстров? Если уж с ними справимся, то и от Хаоса как-нибудь отделаемся. В конце концов, просто не будем открывать ему путь...
– Прости, – пробормотала, погладив лапу. – Я правда думала, что эти узоры защитят людей. Мне и в голову не пришло, что они не позволят тебе исцелиться. Но... вы сами виноваты, что загнали нас в такую ситуацию. Разумеется, мы тоже хотим выжить! Мужчины хотят защитить своих женщин. Я не представляю, просто не представляю, что делать.
Дракон молчал. Я долго рассказывала о том, что думаю, что чувствую. То ли надеясь, быть услышанной, то ли наоборот, нет.
Потом дремала в кольце тёплых драконьих лап. Пару раз просыпалась, выходила размяться. Дракон неизменно приоткрывал глаз – внимательно, требовательно. Я неизменно обещала, что вернусь.
День неумолимо клонился к вечеру, заставляя всё больше и больше думать о том, что где-то сейчас проходит свадьба очередного драхха с ниатари. Я несколько раз хотела об этом заговорить, и не решалась.
Однажды вернувшись обнаружила, что дракон съел всё, оставленное на подносе. Это обрадовало: он набирался сил. Картер ещё дважды заносил еду – завтрак и обед. После обеда я даже выбралась на поверхность: оставлять дракона было не так страшно, как израненного мужчину. А несколько дней в подвалах без воздуха заставляли меня задыхаться.
Прохладный день подёрнула серая, промозглая пелена дождя. Я чуть потопталась у порога, ёжась и оглядывая размытые огни Мабара – Храм стоял чуть в стороне от города.
Снаружи было ещё хуже, чем в сырых, но тёплых подземельях. Вокруг повисла влажная морось. Немного подышав свежим воздухом, я поспешила вниз.
Зал оказался пуст, и в первый миг сердце зашлось в сумасшедшем стуке. Кажется, никогда я так сильно не пугалась. По крайней мере, ни за кого.
А после увидела Эллинге. Мужчину.
Обнажённый, в полумраке зала его фигура едва поблёскивала, но страшные раны уже затянулись, оставив лишь следы – пятна тонкой, новой кожи.
– Эллинге! – бросилась к нему прежде, чем осознала свой порыв.
Крепкие руки прижали меня к себе. Губы нашли мои губы, утопив в жарком, горячем поцелуе. Исследовали, раскрывали, пьянили. Через ткань платья я ощущала сильное, обнажённое тело мужчины. Вспоминала прикосновения, нежные, осторожные, настойчивые. Его тяжесть сверху.
Провела ладонями по плечам, получая удовольствие и вместе с тем желая удостовериться, что кровь действительно больше не хлещет.
Время застыло, не существовало ничего, кроме синих глаз, синих волос. Горячих требовательных губ. Надёжных, крепких рук, которые так держали меня, словно боясь выпустить.
На лестнице раздались шаги, голоса, и я отпрянула, возвращаясь в реальность. Не понимая, что произошло. Не он ли ещё недавно считал, будто я хочу его убить? Смотрел с такой яростью и ненавистью, словно обвиняя в измене и предательстве?
Но сказать или спросить ничего не успела.
– Иви! – к нам вбежал Картер. – Дх’эр Сольгард. Рад, что вам лучше. Срочно! Уходим.
– Что случилось? – подалась я навстречу.
– Эвакуация. Нас... – он на миг замялся, – выследили.
Уж не паладины ли?
Из-за спины брата вышел Фербонн со своим посохом.
– Дх’эр Сольгард. Вы идёте с нами, – без переходов поднял жезл, наставил на Наместника морду дракона с приоткрытыми сияющими глазами: – Эль этенге мас маэр гуре! Аль гуре!
Поперёк головы, груди и бёдер Эллинге легли несколько узоров. Точно таких, какие до этого мастер разбрасывал по стенам.
– Простите, я вынужден обезопаситься, – произнёс старик.
Сольгард усмехнулся – усмешка вышла, я бы сказала, пугающей. Глаза сверкнули гордым, тёмным огнём. На миг показалось, ему ничего не стоит передёрнуть плечами, скинуть с себя чужие печати.
