– Эй, Брайан, ты здесь? – спросила я, приближаясь к высокой кровати. Харрингтон, похоже, спал: его бледное, с синяками под глазами лицо казалось восковой маской неживого человека. Я даже испугалась, что он умер, настолько тихо вздымалась прикрытая одеялом грудь.
– Что ты здесь делаешь? – Харрингтон открыл глаза и поглядел на меня недовольным взглядом. – Кто тебя впустил в мою комнату? Хочешь поживиться моими вещами, маленький негодник... – И он потянулся к колокольчику над кроватью.
Я так перепугалась, что кинулась вперед и перехватила его руку раньше, чем тот успел дернуть за него, призывая слуг.
– Брайан! – взмолилась я, стискивая все еще бессильную ладонь Харрингтона, и в тот же момент почувствовала, как тот перестал сопротивляться и уронил руку на одеяло.
– Что здесь у вас происходит? – спросил Харрингтон совсем другим тоном, и я сразу же поняла, что моя мольба услышана. Упала ему на грудь и с облегчением выдохнула... – Ну-ну, полегче, ты вышибла из меня весь воздух! – попенял он мне, поглаживая по спине.
– Почему ты задержался?! – набросилась я на него с укором. – Этот... другой Харрингтон чуть не обвинил меня в воровстве. Хотел позвать слуг... Мне пришлось схватить его за руку. – И в отчаянии: – Что теперь будет с Джонни, когда Харрингтон придет в себя и припомнит этот случай?
– Подумает, что все это было сном. Успокойся! А я задержался, чтобы рассказать мисс Синглтон... настоящей мисс Синглтон о свершившемся на ее жениха нападении и о предстоящем визите к одру его болезни. Сама понимаешь, в противном случае мог бы выйти конфуз: девица ровным счетом ничего об этом не знает...
Я сразу же признала его правоту, но успокоиться все еще не могла: сердце так и клокотало в груди. И я, присев на край постели, позволила рукам Харрингтона поглаживать меня по спине... Так нас и застала его матушка: ворвалась в комнату с сообщением о визите миссис Синглтон с дочерью и даже застыла посреди комнаты, завидев, как я вскочила на ноги.
– Я давал мальчику поручение, матушка, – пришел мне на помощь мужчина. – Не серчайте на паренька!
Та все же нахмурила брови.
– Не позволяй ему излишнего самовольства, дорогой, – сказала она. И, раздвинув портьеры, осветила комнату солнечным светом. – Я скажу, что ты проснулся... – И уже в мою сторону: – Брысь отсюда, крысеныш.
Я выскочила из комнаты и затаилась за мраморной статуей у лестницы, и, едва леди Харрингтон покинула комнату сына, шмыгнула назад с самым важным вопросом:
– Где мне спрятаться?
– Лезь под кровать. Оттуда сможешь слышать весь разговор без помех...
К чести домашних слуг будет сказано: под кроватью было абсолютно чисто, и я разместилась под ней с должным комфортом. Утянула с кровати Харрингтона подушку и сунула ее себе под голову... Вскоре послышались шаги на лестнице, и в комнату вплыли три пышных платья на кринолинах.
– Ах ты наш дорогой мальчик, – воскликнула с порога миссис Синглтон, тяжко вздыхая. – Какое несчастье... Кто бы мог подумать!
В том же духе она продолжала ближайшие минут пятнадцать, а потом больной слабым голосом попросил:
– Могу ли я остаться с мисс Синглтон наедине. Совсем ненадолго... – И еще жалостливее: – Не откажите в желании едва оставшемуся в живых человеку!
Я представила, как лица миссис Синглтон и миледи Харрингтон перекашиваются от противоречивых чувств: оставить молодых наедине – верх неприличия, но и отказать полуживому человеку вовсе не камильфо... В конце концов, последний фактор возымел решающее значение, и обе матроны засеменили к двери.
– Подойдите ближе, – подозвал Харрингтон свою нареченную, и та приблизилась как-то уж очень медленно, почти испуганно, что никак не вязалось с ее характером. Сказать, что я была удивлена – значит, ничего не сказать... Вот и молодой человек на постели поинтересовался:
– Вы боитесь меня, Джоанна? Что тому причиной?
– Вам, верно, показалось, – отозвалась она. – Просто немного смущена, не более того. – И спросила: – Зачем вы упросили маменек оставить нас наедине? Это не совсем прилично, чтобы вы знали.
– Не совсем прилично таиться от будущего супруга, Джоанна, – отбил ее выпад Харрингтон. – Не хотите поделиться со мной своими тайнами, дорогая?
Я увидела, как колыхнулась широкая юбка и шаркнул по восточному ковру башмачок девичьей туфельки.
– Присядьте, – велел ей Харрингтон. – Нам предстоит непростой разговор.
Мисс Синглтон тяжело осела на предложенный стул.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – пролепетала она еле слышно. – У меня нет никаких тайн, кроме разве что привычных девичьих, слушать о которых вам будет совершенно неинтересно.
– Позвольте мне судить об этом, – произнес молодой человек безапелляционным тоном. И добавил: – Я знаю о вашем с Алисией промысле шантажом, равно как о тайном любовнике и ребенке, растущим в вашем животе.
На последних словах девушка вскрикнула, глухо, полузадушенно, словно вскипевший в ее душе ужас захлебнулся излишками кислорода в гипервентилируемых легких.
– Видно укол морфия не прошел даром для вашего восприятия, – попыталась отшутиться она, – вы все еще бредите самым престранным образом.
Харрингтон продолжал сверлить ее недовольным взглядом, именно этим, как я поняла, объяснялось затянувшееся между ними молчание. После он произнес:
– Вы не глупы, Джоанна, и прекрасно понимаете, что придумать такое даже моему одурманенному наркотиком разуму было бы просто невозможно. Вы беременны от собственного грума... и это из-за вас погибла бедняжка Алисия. Перестаньте отпираться – я на вашей стороне.
Стул скрипнул под поникшей фигуркой мисс Синглтон, и я услышала ее полный горечи голос:
– Я не думала, что все так получится: я просто хотела заполучить немного денег для нас с Магнусом. Сначала это были несколько любовных писем, ничего особенного, если подумать: эти холеные хлыщи жаждали скрыть свои интрижки и платили с готовностью, не доставляя нам никаких хлопот. Алисии нравилось водить их за нос: улыбаться на званых обедах, строить из себя пай-девочку, а потом вымогать у них деньги, будучи хорошо осведомленной о грешках каждого из них. Все переменилось после того письма... Оно выпало из кармана одного из друзей отца, он даже этого не заметил. Там говорилось что-то о поставках опиума для «Розы Востока», мол, корабль с грузом вошел в порт, назначьте время разгрузки и все в том же духе. Когда я поняла, о чем идет речь, не на шутку испугалась: человек, открыто выступающий в парламенте за закрытие опиумных курилен и радеющий за здоровье нации, оказался двуличным Янусом, в тайне наживающимся на том же пороке, что и все остальные.
Я не единожды пожалела, что показала письмо Алисии: та не желала упустить такой шанс к обогащению. Сказала, что этот человек озолотит нас ради соблюдения своей тайны, и взялась самолично наладить с ним связь и затребовать назначенную сумму.
