— Оказывается, — протянул Нигай, ласкающе пройдясь взглядом по всему моему телу, — вы эмпат, гражданка Унсури. Какой сюрприз. Что же вы не поставили меня в известность раньше?
— Не сочла нужным, — выдавила я.
Нигай приблизился ко мне, игнорируя Улыбашку, мечущегося в вольере. Эмоции тхайна, достигнув пика, достигли моего восприятия, и я почувствовала удушье, тошноту, слабость… Между нами установилась связь… но лучше бы этого не произошло! В данный момент это только мешало.
— Вы провели с моим тхайном немало времени, гражданка. Выхаживали его, лечили…
— Гражданка Унсури действительно хорошо поработала. На станции отметили ее работоспособность и добросовестность, — встрял Козловски-старший, непроизвольно заслоняя Джуди от Нигая.
Капитан и бровью не повел; он даже позу принял небрежную, пренебрежительную, и руки держал в карманах. Его не интересуют люди младших рас. А Козловски к тому же не обладает статусом, позволяющим на равных разговаривать с Нигаем.
— Вы хотите забрать тхайна, товарищ капитан? — собравшись с мыслями, спросила я. Голос мой ни разу не дрогнул, но был так напряжен, что ни для кого не стало секретом, что я волнуюсь. — Тогда вам следует ознакомиться с заключением ветеринаров, ведущих животное. Уверена, заключение вас удивит.
— И что же в этом заключении? Поведайте, будьте так любезны.
— Тхайн дрессуре не поддается. Он опасен и нестабилен, к послушанию не склонен.
— Но вы смогли найти к нему подход.
— Я смогла. Вы не сможете.
Нигай усмехнулся и лениво повел плечом, тем самым, которое подрал Улыбашка. Конечно, на коже уже и следа не осталось от рваных ран… зато следы остались в памяти.
— И что же вы предлагаете?
— Оставить тхайна здесь.
Нигай улыбнулся.
— Думаю, — снова подал голос Козловски, — при данных обстоятельствах действительно разумнее оставить тхайна здесь, на станции.
— Посмотрите на тхайна, о котором так волнуетесь. Посмотрите внимательнее, — «предложил» Нигай приказным тоном.
Мы подчинились приказу и посмотрели на тхайна. Улыбашка скалился и рычал, но только я знала, что все его собачье существо трепещет перед человеком, являющим собой власть и боль… жаль, я не в состоянии его успокоить: сама нуждаюсь в спокойствии.
-- Полагаю, вы видите: нельзя оставлять тхайна на станции, — произнес центаврианин. — Как и сказала Унсури, он опасен и нестабилен.
— Значит, вы заберете его? — уточнил Козловски.
— Зачем мне неуправляемое животное? — усмехнулся капитан.
Что-то произошло, но я упустила детали: меня оглушила боль. Яркая, острая, немедленная, она лишила способности двигаться, даже дышать, и я замерла, ослепшая и оглохшая… Я чувствовала только Улыбашку, разделяла с ним боль… Связь ослабла, и я, моргнув, посмотрела на тхайна затуманенным взглядом. Пес стоял еще, силясь удержаться на дрожащих лапах, но сознание его угасало. В последний раз слабо трепыхнулось сердце, и Улыбашка упал.
Громко вскрикнула Джуди.
Охнул Козловски.
Я не проронила ни звука.
— Эмпатия — это замечательно, — подытожил с легким сожалением Нигай, — но управляющие импланты куда надежнее. — Достав из кармана гарнитуру к импланту, он показал ее нам. — Вот эта безделушка дарует легкую быструю смерть. Она незаменима, когда работаешь со сложными животными.
Испытующе глядя мне в глаза, капитан произнес:
— Вдохните поглубже, гражданка, и успокойтесь. Вы должны понять, что бесполезно тратить время на дефективных животных. Также вы должны вспомнить понятие собственности. Тхайн был моим, его судьба никогда не была в ваших руках. Впрочем… труп можете оставить. Для исследований.
— Тварь! — вдруг вскричала Джуди. Отец попытался ее удержать, но девушка вырвалась и подбежала к Нигаю. Руки ее сжались в кулаки; ее трясло от негодования. — Тварь чешуйчатая! Такой же бессердечный, как спящие!
Окинув землянку пренебрежительным взглядом, Нигай процедил:
— Не вам судить обо мне.
— Да пошел ты, ублюдок!
— Джуди! — постарался унять ее Козловски, но и сам попал под удар. Резво обернувшись, дочь смерила отца ненавидящим взглядом и выпалила: — У Кэи была связь с тхайном, понимаешь? Они чувствовали одно и то же! Кэя прочувствовала его смерть во всех подробностях… И эта тварь с погонами сделала это специально! А ты позволил!
На крик уже собрались зеваки; мурнуки в загонах неподалеку заволновались. Козловски-старший пошел пятнами и выговорил тихо, обращаясь к капитану:
— Вам лучше уйти.
— Думаю, да. Здесь мне больше делать нечего.
Нигай сделал несколько шагов и остановился. Обернувшись, он добавил с неожиданным весельем в голосе:
— Кстати, Унсури: вам к лицу новая стрижка.
— Убийца! Настоящий убийца! И садист! — возмущалась Джуди вслед отцу, словно это он был ответственен за поступок Нигая. Козловски-старший ушел почти сразу, как только нас покинул капитан. И правильно: разговаривать нам было не о чем.
Наградив Нигая еще десятком уничижительных слов, Джуди подошла ко мне и, положив руку на плечо, спросила:
— Понимаю, идиотский вопрос… но ты в порядке? Тебе не требуется врач? Ты же, считай, чужую смерть прочувствовала…
— Все нормально, Джуди.
— Да ни черта не нормально! — тут же вспылила она и вслед за первой опустила на мое плечо другую руку. Постояв так, она обняла меня и попросила: — Кэя, не молчи, пожалуйста. Скажи что-то еще.
— Сама виновата, — медленно проговорила я, выполняя ее просьбу. Но даже эти слова дались мне тяжело.
Хватка Джуди стала слабее, и девушка подняла на меня глаза. Обычно бирюзовые, как воды моря в погожий день, они потемнели до темной яростной мути.
— Как это?.. — спросила она озлобленно. — Как это — ты виновата?
— Тхайн был его. Я знала, что он его заберет. Так… или иначе.
— Ну, допустим, Улыбашка был его…
— Нет, — жестко возразила я. — Безымянный тхайн — был его. А Улыбашка был моим.
— Верно. Прости, — согласилась землянка. — Я не возьмусь судить, права ли ты была, забрав чужого пса, но одно могу сказать определенно. Этот чешуйчатый Нигай поступил с тобой очень жестоко. Я видела, как он на тебя смотрел… это все для тебя было заготовлено.
— Да, для меня.
— Не знаю, Кэя, что было между вами с Нигаем, и зачем ты забрала его тхайна без разрешения… Но одно я точно знаю: из простой прихоти ты бы пса не забрала. Значит, так было нужно. Значит, была необходимость. — Девушка все еще обнимала меня. Легонько встряхнув меня за плечи, она сказала: — Ну же, Кэя! — ее голос стал на тон выше, и требовательнее. — Скажи же что-то! Дай эмоциям выплеснуться!
