— Надо же, какая ты паршивка, — усмехнулся он. — А прикидывалась милашкой. Зачем?
— Не твое дело, — отчеканила я. — Все, что тебе нужно знать – это то, что цент на руках Солда из очень богатого и влиятельного Рода. Мне нужна его фамилия, деньги и положение. Если он умрет, то я всего этого лишусь. А я не хочу ничего лишаться. Поэтому ты сделаешь все, чтобы он пришел в себя.
— Значит, этот цент – твоя добыча?
— Да.
— А зачем ты потащила богатенького цента на Ун? Приключений захотелось?
— Не твое дело, — повторила я. — Если не спасешь цента – тебя уничтожат.
Лирианец снова рассмеялся, вытер выступившие на глазах слезы.
— Детка, ты меня уморишь. И кто же меня уничтожит?
— Моя бабушка-лирианка, — почти пропела я. — Я сказала тебе правду – мне плевать, чем ты здесь занимаешься. Меня интересует только жизнь цента. И его деньги.
— Бабушка-лирианка, значит? Назови-ка ее имя.
— Какое именно? У нее их много.
— Д-а-а? Хочешь сказать, твоя бабушка служит спящим?
— Дошло, наконец?
Он улыбнулся, почти по-доброму, а потом ударил меня по лицу. Неестественно быстро, чтобы я успела увернуться, с рассчитанной силой, так, что я свалилась и на пару мгновений потеряла способность ясно мыслить. Во рту появилась кровь; что-то я сглотнула, что-то полилось через приоткрытые губы по подбородку.
Я стерла тыльной стороной ладони кровь с подбородка.
— Плохо тебя бабуля воспитывала, — выговорил он, упиваясь моим видом у своих ног. А потом сочувственно поинтересовался: — Больно?
Я ничего не ответила и поднялась. Эгоистичная надменная девица, роли которой я придерживаюсь, ничего бы не ответила – испугалась бы повторения удара. Удовлетворенный моим молчанием, лирианец повел нас дальше.
Шла я молча, проглатывая рвущиеся наружу слова о мужчинах, которые бьют женщин и вообще про гадов, якшающихся со спящими. При этом я не забывала запоминать, где мы ступаем и куда сворачиваем.
Когда мы вошли в очередной грот, освещенный кристаллами, к нам навстречу вышли двое орионцев с мазерами. Пока лирианец давал им краткие указания, я прикинула, сколько еще человек может скрываться неподалеку и сколько оружия у них может быть. Двое в гроте, с мазерами, один смотрит из-за поворота. Значит, трое поблизости, плюс один лирианец, плюс запутанные ходы, где не обойтись без психокинеза... Да, задачка в самый раз для курсантки-первокурсницы.
Старший повернулся ко мне. Выражение его глаз и усмешка говорили, что он уже решил нашу участь. Вряд ли он хочет убить нас – иначе бы не вел лечить Ли. Скорее, он планирует подчинить своей воле.
— И что мне с вами делать?
— Лечи его, — сказала я, показав на Ли, и сразу поморщилась: удар по лицу не прошел даром. Еще немного, и щека опухнет и я перестану разборчиво говорить.
— А с тобой что делать?
— Сначала вылечи цента.
— Думаешь, после касания эо-ши цент придет в себя и спасет тебя? — рассмеялся гад, и приказал Солду следовать за ним. Мы прошли вниз по плохо выдолбленным ступеням, и очутились в дурно пахнущем ходу. Сложно было определить, чем именно пахнет, но душок в воздухе определенно был мерзким.
К нам вышла девушка со связкой ключей. Я ужаснулась безразличию в глазах орионки. Она примерно моя ровесница – неужели в ее душе ничего не шевелится при виде очевидной жертвы? Неужели ей настолько все равно?
«Это тебе не Горунд, — напомнила внутренняя язва. — Это РО, дикие орионцы и слуга спящих. Когда ты перестанешь удивляться?»
Девушка провела нас по ходу в одну из «камер» . Там, прямо на полу, Солд уложил Ли, внутрь пришлось зайти и мне. Закрыв нас троих в одной камере, орионка внимательно выслушала лирианца, и, когда тот закончил говорить, ушла вместе с ним.
Я потрогала лоб Малейва – холодный…
Я пыталась храбриться, дать себе задачу спастись самой и спасти всех остальных, но понимала в глубине души, что не отпустят нас, а если отпустят – то с полностью перекроенным сознанием.
«Ветрова! — вдруг вспомнился мне дребезжащий голос майора Крастона. — Посмотри-ка на свои ручки, Ветрова! Это не руки, а сухие веточки! Уходи из академии, пока не поздно!»
Майор Крастон казался мне всегда исходящим желчью стариком, который орал на нас только, чтобы показать свою власть. Он частенько повторял, что только четверть из курсантов с нашего факультета получат шанс поработать по-настоящему, а не в тепличных условиях Горунда и похожих планет. И меня желчный препод иногда третировал так, что я потом от слез в туалете давилась, и не понимала – ну, зачем постоянно упоминать про то, что я слишком молодая, «слишком младшая» и слишком глупая?
Теперь понимаю, почему майор так злился. Крастон прав – я девчонка, младшая, и ручки у меня, как сухие веточки… Я ничего не могу сделать, чтобы хотя бы обезоружить лирианца. Он ударил меня с фантастической скоростью, и любая моя попытка самообороны только вызовет у него смех. И в мою легенду с бабушкой он тоже не поверил.
— Цвин меня подери, — пробормотала я, — а ведь нас не выпустят! Это конец! Понимаете? — спросила я у мужчин. Ли меня не услышал, так как был без сознания, а Солд оставался недвижим, если не считать мерного опускания и поднимания груди. Он меня словно и не видел, и не слышал. — Как же вам везет, что вы ничего не понимаете… что вы сейчас оба в отключке.
Я приготовилась к длительному ожиданию, но лирианец не заставил себя долго ждать и вернулся очень быстро. Он нес на подставке довольно крупный эо-ши – причем, правильной, идеально круглой формы. Кристалл меня заинтересовал, особенно – алая искорка в глубине его.
Лирианец опустил подставку с кристаллом у самой решетки и приказал Солду подтащить центаврианина поближе.
— Это жертвенный кристалл? — спросила я. — Почему он круглый?
— Потому что был выращен искусственно, — ответил старший и, взяв руку Ли, возложил ладонь центаврианина на источник высокой энергии.
Я, затаив дыхание, посмотрела на Ли. Лицо его оставалось серым, но дыхание участилось, и пальцы начали сгибаться. Он дернул головой, открыл глаза – темные, почти черные – и шумно, болезненно вздохнул.
— Есть контакт, — кивнул старший, подождал еще секунды две и приказал Акеле: — Солд, оттащи цента от кристалла.
только орионец оттащил Малейва от решетки, я тотчас склонилась над ним. Кожа Ли оставалась все такой же серой, но сердце стало биться ровно, да и дыхание центаврианина стало более ощутимым. С моих плеч будто свалилась гора: он не умрет.
Старший отодвинул кристалл подальше от решетки и протянул руку сквозь ее прутья. Поманил:
— Иди сюда. Подлечу.
— Зачем тебе меня лечить?
— Я не могу портить твое тело.
