– Зато оно есть у меня, – отозвался Хэмптон, распрямив плечи и приготовившись встретить первый выстрел.
Капитан Мэннинг поднял руку с пистолетом – по слухам, стрелял он отменно – и Аддингтон против воли задержал дыхание.
Прогремел выстрел. Оглушающе громкий, отозвавшийся криком... Хэмптон схватился за руку и выронил пистолет. Доктор Харди устремился на помощь.
– Задето правое плечо, – констатировал он, осмотрев ранение. – Нужно остановить кровь.
– Чертов капитанишка! – прохрипел раненый, держась за плетью повисшую руку. – Он сделал это нарочно, дабы помешать мне убить его. – И поглядел на своего секунданта: – Сделайте это вместо меня. Правила допускают замену... – Повысил голос, не дав тому время ответить: – Мистер Аддингтон станет стрелять вместо меня.
– Этого не было в оговоренных условиях, – возразил юный Хэнсли.
– Однако правилами допускается, – подхватил Аддингтон и поглядел на капитана.
Еще вчера они вместе сидели за бокалом вина, сегодня стояли по разные стороны барьера.
– Кто я такой, чтобы идти против правил, – нехотя отозвался тот. – Раненый имеет право выставить замену.
Они с Аддингтоном обменялись вежливыми кивками и разошлись в разные стороны. Каждый к своей черте... Аддингтон поднял пистолет. Проверил затвор... Все было в порядке. Он поднял руку и прицелился... Так же, как делал всегда во время тренировок. Секунда – и Мэннинга бы не стало. Он никогда не промахивался; однако осознавал: одно отличает человека от животного, и это одно – самообладание. Какие бы низменные страсти ни теснили твою грудь, сумей взять верх над каждой из них, стань выше злого начала, заложенного природой...
Он выстрелил.
Порохом обдало лицо, заслезились глаза. Захотелось стянуть очки, промыть их водой, испытать мгновенное облегчение. Однако дым рассеялся, и он увидел соперника на земле... С раной в боку. И, кажется, бездыханного.
Он едва не улыбнулся. Недалекого ума, но почитавший себя истинным гением, Мэннинг вызывал раздражение одним своим видом... Коли полая бочку звенит громче полной, то Мэннинг звучал за два полых сосуда, и Аддингтон был доволен поставить его на место. Лишить преизбытка спеси, почитаемой некоторыми за избыток ума... Мнимых интеллектуалов Аддингтон не переносил. И к себе относился с не меньшей строгостью, чем к другим...
– Нужно срочно доставить его на квартиру, – маленький доктор суетился около раненого. – Я должен осмотреть его рану, и сделать это как можно скорее. – В сторону Хэмптона: – Я вынужден заняться капитаном в первую очередь, сэр. Позвольте зайти к вам в течение дня и убедиться в вашем благополучии... Рана не кажется опасной, однако лишнее внимание не повредит.
Хэмптон махнул, отпуская доктора Харди: он был слишком доволен результатом, чтобы не стать снисходительным. Пусть рука и горела, словно в огне, а ноги подкашивались от всплеска адреналина, он до последнего стоя провожал экипаж с поверженным противником, и, только когда он скрылся за поворотом, позволил себя опереться на руку нового друга.
– Помогите забраться вовнутрь, – попросил он слабым голосом, более не рассчитывая на собственные силы. – Боюсь, внутренняя слабость не позволит мне сделать этого самому.
Аддингтон помог ему занять место в экипаже, и они тоже покинули место дуэли.
11 глава
– Ваш сын, мистер Аддингтон, так и не соизволил явиться на вчерашний бал, – произнесла полным недовольства голосом Летиция Аддингтон, надбивая десертной ложечкой вареное яйцо. Она делала это столь многозначительно, словно лупила ложечкой по твердолобой макушке собственного сына. Аддингтон-младший улыбнулся. Не с целью насолить матери, лишь отмечая комичность ситуации, но именно как насмешку она это и восприняла. – Повлияйте уже на него! – повысила она голос. – Сделайте хоть что-то. Его поведение невыносимо для меня.
Аддингтон-старший, красивый, породистый мужчина с морщинками в уголках глаз кашлянул в кулак, прочищая горло. Подобные требования супруги он слышал сотню раз на дню и сотню же раз отвечал примерно так же:
– Он более не в том возрасте, дорогая, чтобы я мог хоть как-то повлиять на него. – И поглядел на сына с мольбой о снисхождении: матерям ведь положено природой радеть о благополучии отпрысков, даже если это радение принимает весьма докучливые формы. – Но я был бы счастлив узнать, что отвлекло твое внимание от матушкиного бала? – полюбопытствовал он, откусывая от тоста. – Она так старалась устроить все наилучшим образом. И преуспела, судя по всему. Жаль, ты не смог этого оценить!
Ответ сына удивил обоих сверх всякой меры.
– Мне, действительно, жаль, что я пропустил такое событие, – произнес он будничным тоном, – однако некоторые дела оказываются важнее танцев: например, поиск подходящей супруги. И с этим, матушка, вы, уверен, не сможете не согласиться...
– Поиск подходящей супруги? – повторила ошеломленная женщина. – Лучшие девушки округа мечтали быть представленными тебе на балу, а ты... занимался поисками в другом месте?! Абсолютно нелепое оправдание... – И в сторону мужа: – Гарри, ваш сын абсолютно неисправим! – Она принялась лупить по яйцу с удвоенной силой.
Аддингтон-старший с интересом глядел на сына: в отличие от жены, он понимал Джеймса лучше, чем кто-либо другой. И то, что разочаровывая мать, тот становился именно «его» сыном, ничуть не оскорбляло родителя. Джеймс был серьезным, задумчивым ребенком, живущим в своем особенном мире... Мать никогда этого не понимала и не поймет, судя по всему. Он, Аддингтон-старший, гордился его самобытностью.
– Будь ты менее занят поисками супруги вне нашего бала, – произнес он не без иронии, – сумел бы поприсутствовать при любопытнейшем скандале. Мистер Элайджа Хэмптон, отец девицы с ключом – нынче она у всех на слуху! – потребовал от капитана Мэннинга сатисфакции за оскорбление чести, и все это во время бала. Прямиком в нашей гостиной!
– Какой моветон! – отозвалась его супруга. – Какова дочь, таков и отец.
Аддингтон-младший спросил:
– Разве заступиться за честь дочери не есть признак истинного благородства? Ее подвергли общественному остракизму, даже не удосужившись углубиться в причины.
– Выяснять причины – не наша задача, мой мальчик, достаточно свершившегося факта. Девица, опозорившая себя, достойна постигшего ее наказания.
Аддингтон не был уверен, что Элизабет примет его предложение, кроме того, он сделал его из жалости, повинуясь неосознанному порыву и желанию угодить матери на свой персональный лад, но, выслушивая уничижительные слова в ее адрес, невольно не выдержал.
– Девица, опозорившая себя, может стать в скорости вашей невесткой, матушка, – неожиданно признался он. – Как раз накануне я сделал ей предложение, которое было принято весьма благосклонно.
Многострадальное яйцо миссис Аддингтон выскользнуло из подставки и шмякнулось на пол к ее ногам.
