Она с трудом кивнула, вновь пряча взгляд от окружающих за опущенными ресницами.
– И ты ей веришь? – Алан вышел вперёд и кивнул в сторону леди Элизабет с таким пренебрежением, будто перед ним не мать, а продажная девка, не стоящая и капли уважения.
– Пойдём, сын, – лорд Маригор, не прекращая ухмыляться, обнял парня за плечи и повёл его вон из кабинета.
А как только за ними закрылась дверь, я тут же бросилась к матери, упала рядом с ней на колени и принялась трясти её за плечи.
– Мама, милая, скажи, что всё это неправда? Скажи?! – я задыхалась от страха, от непонимания и быстрого стука собственного сердца.
– Дженис! – её тихий уверенный голос разом привёл меня в чувство. – Вот так, – матушка улыбнулась, – смотри на меня.
Я посмотрела. Пелена перестала застилать глаза, и я увидела, как на её скуле расплывается кровавая ссадина и на шее отчётливо виднеются посиневшие следы от пальцев. И если страх до этого отступил, то сейчас подступил с новой силой.
– Это он?! – голос сорвался и испуганным писком прокатился по кабинету, чтобы затихнуть среди книжных стеллажей.
– Послушай меня, Дженис, – мама даже и не подумала ответить на вопрос, впрочем, этого и не требовалось. – За камином есть тайный ход, нужно наклонить статуэтку волка, – она показала мне за спину, но я и не подумала оборачиваться, – туннель выведет тебя к охотничьему домику. Там в одном из сундуков лежит мешок со всем необходимым. Обязательно вылей на себя флакон с духами, они собьют со следа собак. И двигайся на запад, к столице…
– Что будет с тобой? – я не дала ей договорить.
– Это не важно, – матушка отмахнулась и попыталась продолжить, но я упрямо повторила:
– Это важно. Я хочу знать, что будет с тобой?
Леди Элизабет впервые отвела взгляд, избегая ответа.
– Он убьёт тебя, – не вопрос – утверждение. Мой голос перестал дрожать и ломаться. На меня навалилось неестественное спокойствие, будто и не я мгновение назад тряслась от страха.
– Милая, разве это важно? – матушка нежно коснулась дрожащими пальцами моей щеки и улыбнулась. – Я люблю тебя, дорогая, и не позволю ему сломать твою жизнь.
Я отвернулась и поднялась на ноги, впервые в своей жизни принимая самостоятельное решение. Решение, которое, возможно, убьёт меня, но…
– Я тоже люблю тебя, мама, – прошептала тихо, и, пока спасительное безразличие текло по венам, бросилась к двери, опережая крик матери.
На пороге стоял довольный отец, и мне вдруг показалось, что он знал, о чём мама только что говорила мне, и, что куда страшнее, он предвидел, как я поступлю.
– Готова? – гадкая улыбка коснулась губ, и я вдруг подумала, что лучше бы он вовсе никогда не улыбался. Или лучше бы я никогда не видела этой улыбки.
Я не ответила. Расправила плечи и шагнула вперёд.
– Вот и умница, – он больно сжал мою руку чуть выше локтя. – Алан, проводи её.
Я выдержала и его прикосновение, и взгляд, и тычок от брата. Я выдержу всё ради той, что подарила мне тепло и любовь, счастливое детство и беззаботную юность. Она подготовила меня ко всему, и пусть я этого раньше не понимала, но сейчас оценила сполна.
Глава 2
По дороге к моей комнате Алан молчал, что настораживало. Обычно ему доставляло удовольствие изводить меня разного рода пакостями, а сейчас… Тишина. Хотелось развернуться и посмотреть ему в глаза, понять, что он задумал, но я терпела. Шла степенно, держала спину прямо, до ломоты отводя плечи назад, и терпела…
Не думала о том, что меня ждёт, отгоняла любые мысли, которые приносили страх и неуверенность.
– Раздевайся, – не без удовольствия бросил братец, стоило нам войти в комнату.
Колкий ответ ядом коснулся губ, но я промолчала и в полной тишине принялась распускать шнуровку платья. Когда оно змеёй соскользнуло на пол, укрыв ноги воздушной пеленой, я не выдержала, вздрогнула. Нижняя сорочка совсем не скрывала очертаний моего тела, и насмешливый взгляд Алана, казалось, пробирался в самую душу.
– Не бойся, сестричка, меня совсем не интересуют твои прелести.
– Я не боюсь, – упрямо вздёрнула подбородок и сжала руки в кулаки.
Если бы я была так же сильна, как наш кузнец, то с удовольствием ударила бы братца по его довольной физиономии, а потом ещё и ещё раз, пока не стёрла бы с губ эту гадкую ухмылку. Но моей силы хватит лишь на звонкую пощёчину, которая не принесёт облегчения ни мне, ни тем более матушке.
Алан пожал плечами и отвернулся, раскрывая дверцы моего шкафа и вышвыривая из него одно платье за другим.
Я лишь прикрыла глаза, прося у неба выдержки.
– Ты что, собиралась уйти в монастырь? – недовольно бросил братец через несколько минут.
– Что? – произнесла растерянно, совсем не понимая, почему он сделал такой вывод.
– Твоя одежда достойна скромной монашки, неужели среди твоих шмоток нет ничего откровенного?
Его возмущение было искренним и таким неподдельным, что я всё же не сдержалась, съязвила:
– А ты надеялся увидеть здесь гардероб из дома терпимости?
Но язвительность цели не достигла, а лишь развеселила его:
– О, боги, Дженис, в каком веке ты живёшь? Дом терпимости, – повторил, кривляясь, – нормальные люди называют такие места борделями.
Я почувствовала, как лицо вспыхнуло от стыда, и предпочла промолчать.
– Вот, это подойдёт, – он выудил из глубин шкафа прозрачную сорочку, расшитую золотой нитью. Если честно, я даже не знаю, откуда она там взялась, потому что мы с матушкой точно ничего подобного не заказывали.
– Примерь, – бросил мне, и я каким-то чудом поймала её.
Нет, сдаваться я была не намерена, но всё же:
– Отвернись, – попросила, проклиная себя за дрогнувший голос.
– Как скажешь, сестричка, как скажешь, – вновь растянул губы в язвительной усмешке и отвернулся.
Трясущимися руками я скинула сорочку и кое-как натянула прозрачное безобразие, лихорадочно вспоминая, как же оно оказалось среди моих вещей. Не Алан же подкинул, в самом-то деле!
А когда справилась с завязками, то кинулась к кровати, на краю которой лежал длинный халат, и закуталась в него.
– Готова? – не поворачиваясь, бросил братец и подмигнул мне. Только сейчас я поняла, почему он так легко согласился отвернуться. Потому что в зеркале было всё прекрасно видно.
Густой румянец за мгновение разлился по лицу и шее, а Алан лишь рассмеялся.
– А ты хороша, сестрица, – гаденько ухмыльнулся он, – даже жаль, что нас связывают кровные узы.
– Жаль, – прошептала совсем неслышно. Вот только причина моей жалости крылась совсем не в том, о чём он только что сообщил мне.
