Пока он вставал, медленно поворачивался к собравшимся, поднимал с пола клинки, я успела сесть и закутаться в остатки халата. Каким бы отвратительным человеком не был мой отец, он пришёл вовремя.
Меня трясло, слово в лихорадке, и вдруг показалось, что всё происходящее лишь страшный сон, кошмар, который привиделся мне среди ночи. Гомон голосов был слышен, словно толщу воды, и я не могла разобрать не слова.
Я ничего не чувствовала: ни страха, ни отвращения, ни боли. Будто меня заморозили изнутри.
– Дженис, – кто-то позвал меня, кто-то родной и такой необходимый, но вместо того, чтобы ответить, я дёрнулась в сторону, инстинктивно избегая объятий.
– Дорогая, это я, – голос задрожал и я, моргнув несколько раз, увидела матушку. Она стояла рядом со мной, но не пыталась приблизиться, а за её спиной, едва-ли не искрясь от счастья, маячил Алан.
Только взглянув на него, можно было понять, что всё, задуманное им и отцом, получилось.
– Мама, – прошептала хрипло, чувствуя, как горло горит огнём, – забери меня отсюда.
Леди Элизабет кивнула, не глядя на сына, выхватила из его рук тяжёлый плащ, и, закутав меня в него, подтолкнула к двери. Вот только я остановилась, сделав от силы пару шагов.
У нас на пути стоял отец, а рядом с ним лорд Брайен. Во взгляде последнего бушевала ненависть.
– Идём, – матушка подтолкнула меня слегка, что заставило опустить взгляд и пройти мимо мужчин. Думать о произошедшем совсем не хотелось, но мысли, словно назойливые мухи, лезли в голову. Поэтому я не выдержала, полуобернулась к леди Элизабет, которая осторожно придерживала меня за плечи и тихо, чтобы никто не услышал, спросила:
– Что теперь будет?
С ней, со мной, с нашим замком… Я не стала уточнять, она и так всё поняла.
– После, – так же тихо, одними губами, прошептала мама, и посмотрела куда-то себе за спину.
Я тоже оглянулась. За нами, даже не пытаясь сделать вид, что вовсе не подслушивает, вышагивал Алан. На его губах по-прежнему сияла победная улыбка, а меня вдруг замутило и тут же вывернуло наизнанку. Хорошо хоть успела оттолкнуть матушку, а вот братцу так не повезло.
Его штаны и высокие сапоги пострадали.
– Ты… – задохнулся молодой человек, но так ничего и не сказал, собственно, мне была совершенно безразлична его злость. Мне было плохо. Хотелось провалиться в беспамятство и хотя бы ненадолго забыть обо всём.
– Алан, – хлёсткий голос матери заставил его замолчать, правда, ненадолго.
– Глаз с них не спускай, – бросил он охранникам, они в ответ слаженно кивнули.
– Пойдём, милая, – леди Элизабет напомнила о себе. Я послушно поплелась за ней, то и дело спотыкаясь и норовя оказаться на полу, пока мужчина, следовавший за нами, не предложил:
– Позвольте, я помогу, – я даже не обернулась, увидела лишь, что матушка окинула его презрительным взглядом, но всё же кивнула в знак согласия.
А стоило ему приблизиться ко мне и прикоснуться, как моя апатия разом испарилась, уступив место первобытному страху.
– Нет, – прохрипела я испуганно и отскочила в сторону. Нога подвернулась, и я больно ударилась плечом о стену. Правда, боль эта чувствовалась отдалённо, будто принадлежала мне лишь наполовину.
Леди Элизабет тут же оказалась рядом и виновато произнесла:
– Прости…
За что она извиняется? Здесь нет её вины, просто… Я не могу, я не хочу, чтобы кто-то из мужчин прикасался ко мне.
– Ничего, – слабо улыбнулась и быстро, насколько это было возможно в моём состоянии, прошла последний десяток шагов. Стоило только оказаться в комнате, как я повалилась на кровать. Моё тело перестало подчиняться мне, и потолок вдруг закрутился как волчок.
– Лола, – отдалённо были слышны голоса, – приготовь горячей воды.
– Конечно, госпожа.
– Пошли кого-нибудь к Марфе, пусть даст успокаивающие травы.
И вновь покорное от служанки:
– Как прикажите, госпожа.
Потом моего лица нежно коснулись родные руки, и я нехотя открыла глаза:
– Дженис, милая, идём, сейчас тебе станет легче.
Я никогда не сомневалась в матушкиных словах, но сейчас я ей не верила. Легче? Может ли стать легче, если болит не тело, а душа? И не просто болит, а умирает?
Но вопреки моей убеждённости, я всё же встала, позволила снять с себя плащ, остатки халата и сорочки, а потом, не чувствуя ничего, опустилась в высокую лохань. Она что-то говорила про горячую воду? Так вот, вода была… Никакая. Ни горячая, ни холодная. Я, кажется, вообще её не чувствовала, словно меня окутывала лишь пустота.
– Выпей, – ещё одна просьба матушки, которую я безропотно выполнила.
– Сейчас, милая, сейчас, – как заведённая повторяла леди Элизабет, но я лишь отрешённо смотрела на собственные руки, которые под толщей воды казались какими-то иссиня-чёрными и невероятно худыми, как веточки на молодых деревьях.
А потом я почувствовала, как внутри что-то ворочается, ломается и прорывается наружу.
Кажется, я попыталась вскочить на ноги, а потом закричала, или всё было с точностью наоборот? Не знаю. Я будто снова оказалась в той комнате, прижатая к кровати тяжёлым телом, словно на меня вновь и вновь сыпались удары, от которых было невозможно увернуться. Я слышала хруст костей, я чувствовала вкус крови на губах…
– Поплачь, станет легче, – сквозь приступы страха я всё же слышала матушкин голос, полный боли и непролитых слёз.
Но легче не становилось…. Я окинула комнату безумным взглядом и осознала, что вода, всё же, горячая, даже огненная, такая, которой можно смыть с тела чужие прикосновения, стереть воспоминания и боль.
И я бы непременно разодрала кожу в кровь, если бы не очнулась…. Разом не осознала, что здесь нет никого, кто мог бы вновь изувечить меня, нет даже Лолы, только я и леди Элизабет…
– Мама… – вместо собственного голоса из груди вырвалось невнятное сипение.
– Всё хорошо, всё будет хорошо, – быстро стирая с щёк слёзы, матушка заглянула мне в глаза, пытаясь там что-то разглядеть.
– Я хочу спать, – прошептала, чувствуя, как усталость наваливается на меня удушливым покрывалом. Как, не заботясь, пеленает меня, лишая остатка сил.
– Конечно, – слишком поспешно шепчет мама в ответ и помогает мне встать.
Не беспокоясь о том, что оставляю мокрые разводы, я вернулась в комнату и вновь упала на кровать, только на этот раз проваливаясь в пустоту, где не было слышно ни звука.
Глава 3
Кто-то кричал, кто-то шипел в ответ на этот крик, а мне так не хотелось просыпаться. Хотелось понежиться в объятьях сна как можно дольше, потому что я была уверена, стоит мне только открыть глаза, как привычный мир перевернётся.
