Я хлопнул Мишу по плечу и направился наверх – в спальню к Насте, к моей маленькой Насте. Я ненавижу прощаться – это каждый раз тяжело, и постоянно боюсь, что задену хрупкие эмоции своей дочери, и они меня не отпустят. Собственно, тогда было так же.
Я тихонько приоткрыл дверь, чтобы проверить, не спит ли моя Маленькая, но она сидела на кровати, прижав колени к себе.
– Милая, что случилось?
– Почему вы ругаетесь? – спросила она.
– Мама не рада, что я опять уезжаю. – Я присел с ней рядом на кровати. – Но так надо.
– А почему дядя Кирилл больше не заходит?
– Он уехал в дальнюю и загадочную страну, а мне нужно будет поехать за ним вслед и помочь в его одиноком путешествии. Но когда я ему помогу, обещаю, что всё изменится, твоя жизнь станет только лучше. Это последний раз, когда я уезжаю.
– А когда это будет?
– Скоро, дорогая, скоро. – Я поцеловал её в лоб. – Не волнуйся только, всё будет хорошо. Скоро всё изменится.
Я прижал её покрепче к себе. Рядом с ней всё менялось: проблемы куда-то улетучивались, а вечно тяжёлая голова освобождалась. Каждый раз тяжело прощаться. Всегда присутствует впечатление, что я никогда не вернусь. Не знаю, каково Насте, но я никак не привыкну к этому. Постоянно разрываюсь на части.
После посещения дочери я зашёл к себе в спальню за вещами. Кошелёк был пуст, только куча накопившихся скидочных карт. Среди них я выловил свою родную дебетовую карточку. Марк Штерн. Осталось найти паспорт на это же имя. Перебирая одежду в поисках документа, я всё чистое закидывал в сумку. Под руку попались обгоревшие и в крови брюки – печальное воспоминание со дня пожара. Засунув руку в карман, нашёл то, что искал. Забавно, в этих же штанах я оформлял брата в крематории, и никто не удивлялся этому – ведь никто не мог прийти в себя после трагедии. Город как будто пережил очередную войну.
В гостиной уже никого не было. Даже не уверен, что хотел ещё с кем-то прощаться. Маша бы снова наорала, а Миша… да пофиг на Мишу, мы с ним никогда толком не были близки, но именно он не позволил нырнуть до гаража незамеченным. Мой адвокат стоял снаружи и курил.
– Она злится? – спросил я.
– Бесится, но, думаю, скоро прекратит.
– Это хорошо. Ты вовремя приехал. Так что спасибо.
– Да это она мне позвонила – жаловалась на пожар, что тебя снова нет, а за окном шастают неизвестные люди. Ей, в общем, стало страшно – я бросил все свои дела и приехал.
Миша потушил сигарету о дом и запихнул бычок между кирпичей к остальным пострадавшим.
– Марк, не стоит сейчас ехать. Тебе нужно до суда из себя пушистика строить при любой….. нет, при всех возможностях. Ты первый с жертвами – поэтому у населения и журналистов есть вопросы к тебе. Да и у следствия тоже.
– Какие вопросы? Я тоже жертва, как и они. Мой брат также погиб из-за пожара. – Я медленным шагом направился к гаражу.
– Твой брат покончил с собой. Это не одно и то же, и только больше наводит подозрений.
У двери я вспомнил о Кирке, поэтому только слегка приоткрыл дверь, чтобы проверить, не там ли он. Но в машине никого не было.
– Это не отменяет факта, что мне тоже надо его похоронить, а его место на Севере. Поверь мне. Мы быстро с этим разберёмся. Ты будешь вспоминать об «Очаге» как о забытом старом сне. Обещаю тебе. – Я ухватил Мишу за его могучие широкие плечи, – Всё будет хорошо.
Он отрицательно помахал головой.
– Не знаю. Я слежу за СМИ, и там ничего хорошего. Никто толком не говорит о поджигателе, все обсуждают тебя с легко-вос-пла-ме-няющимся рестораном. Хрен, блин, выговоришь!
– Начнётся новый пожар, и с меня переключатся на следующего. Пока поджигатель на свободе, это не закончится.
– Пора бы уже его найти, но у следствия ни одной серьёзной…
– Слушай, извини, что перебиваю, но мне надо ехать – хочется до ночи успеть доехать до Беломорска и переночевать там. Завтра вернусь и поговорим за кружечкой пивка. О’кей?
– Я знаю, что ты не Кирилл, но не влипни во что-нибудь по дороге.
– Без проблем, дружище! Как и обещал: всё будет хорошо.
На прощание я хлопнул его по плечу и сел в машину. Миша не уходил из гаража, а наблюдал, как я выезжаю наружу. Оказавшись на улице, я увидел в окне дома наблюдавшую за нами Машу.
– Слушай, – снова со мной заговорил Миша. Тогда я пожалел, что оставил окна открытыми. – Это же «Волга» Кирилла?
– Не совсем. Эта Ласточка принадлежала отцу, но мой брат очень сентиментален – не мог от неё избавиться.
– А твоя «бэшечка» где?
– Она… Она… в ремонте. – Говорить правду я не собирался.
В соседнее стекло прозвучало несколько ударов.
– Марк Штерн! – К окну автомобиля подошёл невысокий мужчина с шофёрской кепкой на затылке. По его лицу можно было судить, что он настроен негативно. – Ты убил моего сына – Андрюшку!
Он прижал к стеклу фотографию конопатого рыжего мальчугана. В тот день со мной впервые заговорил один из пострадавших – ранее мне везло избегать общения. Поэтому для меня, как и для Миши, такой близкий контакт стал небольшим шоком.
– Ублюдок, его смерть на твоих руках, и ты за всё ответишь! Помни об этом! – Он бросил фотографию в меня. – Смотри и помни, что сделал, мразь! Вы все ответите за смерть моего сына! – Последние слова явно были направлены и в адрес моего адвоката.
Мужчина развернулся и ушёл. Мне было плевать на него и на фотографию, которую он дал, поэтому я кинул снимок на приборную панель.
– Говорю же, – заговорил Миша, – будь аккуратней.
Глава 2
– Что это был за мужик? – спросила Маша.
Она смотрела в окно. На столе около неё стояли пустая бутылка вина и неполный бокал с отпечатком губ по краям.
– Один из пострадавших в «Очаге», – ответил Миша. – Его сын был там.
– И чего он хотел? Поплакаться в плечо? Или убить Марка? Этому бы я обрадовалась.
– Просто хотел донести свою боль Марку. Его можно понять. Поджигателя так и не нашли, а крайний в итоге Марк.
– Да на здоровье! Его место давно за решёткой.
– Маша! – Миша поднял голос. – Нельзя так! Он твой муж.
– Да я его видеть больше не могу! Чёртов Карлсон, вечно в мечтах! Лучше б он не возвращался из… куда он там поехал…
– Ты сказала ему, что хочешь развода?
– Не успела – из-за всей этой тягомотины с Кириллом и «Очагом». – Маша допила вино и поставила бокал на столик, после чего завалилась на диван и обняла подушку. – Почему не он сгорел там? И почему он не мог уйти, как Кирилл? Чёртов трус! Должно было быть всё наоборот: он мёртв, а Кирилл жив.
