– Теперь твоя догадливость уже прямо-таки поражает! Ну попробуй, если веришь в себя.
Соберись… Вот так, поймал что-то похожее по ощущению. Отлично, начинаю засыпать… Глаза закрываются… Аааааа!! Блядь!
– Извини за эту, как ты сказал бы, фантомную боль. Просто ты и правда начинал засыпать, а этого мне пока точно не нужно.
Твою мать, а ну хватит! Я должен помочь…
– А вот залупу тебе на воротник. Ты уже помог им – на другом цикле. Единственный недостаток таких вот игр с реальностью состоит в том, что каждый виток идет отдельно, и в “твоем” мире все произойдет не так. Но он будет таким последним.
И что это должно значить? Просто бред, но боль чувствуется как настоящая. Ладно, я подожду, но все равно я спасу их.
– Договорились. Еще с полчаса ты не сможешь заснуть, а потом все вернется в норму, и делай что хочешь. Я же, будучи теперь уверен, что ты ничего не успеешь испортить, исчезну уже сейчас. Было приятно познакомиться, всего тебе доброго, а мне пора домой.
Черт знает кто отвесил шутливый поклон и начал постепенно терять образ – он будто становился все прозрачнее, сквозь его расплывающийся силуэт был виден какой-то идиллический пейзаж: две ленты – река и дорога – словно бы удерживали громаду чащи от падения на переливающееся золотом в свете августовского заката поле. На этой картине было так мало движения – единственное, что дает понять, что это живое место, а не замерший кадр, это несколько закруженных легким ветерком листьев. Самого окончательного исчезновения гостя я не заметил, увлекшись мыслями о каком-то другом мире, но вот уже в подвале тихо, и кроме меня нет больше никого. И довольно скоро я уже сумел заснуть. Или проснуться? Хотя… Вряд ли есть какая-то разница.
* * *
– Ты так долго страдал. И теперь, когда ты пришел ко мне, я объяснил, как прекратить эти страдания. Как вернуться к жизни. Разве ты не хочешь этого? Не хочешь вновь стать полноценным человеком – чувствовать, воспринимать, радоваться, видеть цвета? Ты не веришь мне, думаешь, что я в обиде за тот случай с сабелькой, гадаешь, какой же страшной ценой. Я отвечу: ценой всеобщего благоденствия, мира, гармонии и счастья для каждого. Не выйдет вернуть огонек жизни только для тебя – либо все, либо никто, третьего не дано. Не понимаю, что тут смешного. Разве что идея кажется тебе настолько невозможной, утопической, что лучше посмеяться над ней, чем принять всерьез и попытаться реализовать, ведь в случае неудачи удар будет таким болезненным, как никогда прежде. Я покажу…
Над поверхностью воды плыл туман, и в этом тумане были едва различимы два силуэта: один стоял на коленях и водил по воде руками, завороженно глядя в глубину, другой сидел на камне у берега и улыбался каким-то своим мыслям. Так прошло несколько дней, пока первый не поднялся на ноги и решительно, борясь с дрожью в голосе, согласился с планом второго.
– Хорошо, я готов. Только откуда ты возьмешь вторую половину ритуала?
Второй самодовольно хмыкнул.
– Когда знаешь, где что находится, достаточно лишь протянуть руку.
– То есть кто-то уже призывал их?
– Призывал, что и привело нас в это время и место. То, что собой представляет мир сейчас – последствия его выбора. А свободный выбор в реальном мире всегда был… проблемой.
– Тогда я не совсем понимаю разницу между его мотивами и твоими.
– О, все до банального просто. Он совершил ошибку, продолжив развитие, ведь без развития он не видел смысла, он не уничтожил понятие конфликта, он построил модель точно такого же мира, в котором он появился и стал собой, он никак не изменил сами правила построения реальности, и она вновь победила, поглотила импульс. Мутировала, теперь уже – внутри него. Я же такой ошибки не совершу.
– И как этого можно избежать?
– Что ты будешь делать, если при написании картины у тебя закончилось место на холсте?
– Возьму новый холст, что еще. Или буду писать поверх уже написанного.
Второй вздохнул и укоризненно покачал головой.
– У него была похожая логика – залить все одним цветом. А я в такой ситуации сделал бы каждый элемент картины зацикленным, рекурсивным. Разве это не очевидно? Если у тебя остались вопросы, как это работает, то лучший способ – увидеть самому. Давай уже начнем. Призови их.
Первый несколько секунд озадаченно смотрел в туман, будто пытаясь разглядеть в нем другой берег озера – или возможные последствия того, что он согласился сделать. Но решимость довольно быстро вернулась к нему.
Через три минуты после начала ритуала где-то далеко в небе прозвучали первые раскаты грома, что подобно колокольному звону должны были ознаменовать конец всего, что было прежде, и начало того, что никогда ранее нельзя было представить. Еще через какое-то время в нескольких случайных местах начался странный мелкий дождь без каких-либо признаков облаков, туч или иных возможных источников выпадения осадков.
Глава пятая
Философы и мыслители – это те люди, кто глубоко задумывается над тем, над чем должен задумываться каждый.
Надпись на стене в туалете бара
Я сидел, невидящим взглядом уставившись в огонь, и казалось, что языки пламени плясали уже не в камине, а у меня в голове.
Вот я и дочитал повесть, которую сам подложил под свою же дверь, которую сам же и написал. Память обо всем, что описывалось в тексте, навалилась на меня внезапно, и это было слишком сложно принять сразу. В мире, который я знал, в котором я жил до сегодняшнего дня, не могло быть такого – однако, оно все же имело место.
Да, наделал же я дел. Сколько всего наговорил. И ведь все – о себе, в конечном счете ведь только о себе, заботясь лишь о себе, думая лишь о себе, дорожа лишь собой. И если в ком-то и видел ценность, если питал чувства – то не оттого ли, что видел отражение себя? Такова суть мира, такова и моя история, использующая идеи и людей как декорации для пьесы о себе самом. Так кого я могу винить во всем произошедшем, как не себя самого?
И сколько же времени прошло с тех пор? Судя по датам и косвенным признакам, около года, но, черт возьми, почему мне неустанно казалось, что это было десятилетия назад? Неужели что-то еще может быть как прежде, и если может, что же для этого нужно сделать? Какие горы свернуть, какие расстояния пересечь, какому дьяволу продать душу за возвращение человечности, возвращение чувств?
Я вновь и вновь задавал себе эти вопросы, хотя знал, что ответов на них нет и не будет. Возможно, именно поэтому я и придумал так много странного – в надежде отыскать их самостоятельно, исторгнуть из себя. Но ничего так и не вышло, и внутри была лишь прежняя пустота, а воспоминания о том, что раньше все было как-то иначе – закупорены, заперты в вакууме, и на миг захотелось уничтожить эту не дающую мне покоя память, уничтожить все, что осталось хорошего, чтобы мир пришел в свое естественное и идеальное состояние выжженной волей и обращенной внутрь себя ненавистью пустыни.
