XXIV. Чужой 2. Король ножей, повелитель мух
По лунному свету блуждаю, посвистывая
Но только оглядываться мы не должны
Идет, идет, идет вслед за мной вышиной в десять сажен
Добрейший князь, князь тишины
Добрейший князь, князь тишины
Наутилус Помпилиус – Князь тишины
Люди не видят разумом, что ад такое есть, и кого дьяволом привыкли называть. Ад – не воронка в девять уровней, и сатана – не воплощенной злобы образ. Ад – не котлы и лава, не озеро во льду, и дьявол тоже вовсе не змея иль падший ангел. Ад – в ваших душах, в потаенных закоулках, скрывают что страшнейшие из мук вообразимых. И боль, страданья – все есть лишь внутри вас, а демон тот рогатый – просто-напросто вам данная свобода выбирать, в совокупленьи с тяжестью последствий.
Но люди так боятся внутрь заглянуть, что из души извечно тащат в мир все злое. И оттого им счастья не снискать вовек, что сами себе служат судьями и палачами. А кто-то все же ходит между них – быть может, то всего лишь смутная идея, безумные порывы никак подобны ветру. Подкармливая пламя внутренней ожесточенной схватки сжимает руки, холодные, как лед, на воле и на горле, их разум вводит в заблужденье и селит в душах их смятенье.
…И каждый вечер он, словно монах, подняв понурый взгляд к серому небу, угрюмо молит о прощении, о силах, чтобы новый день в отчаяньи прожить необходимых. Но глухо небо каждый раз к этим мольбам, ему лишь отвечая всполохами молний, раскатом грома, дождем и снегом, что смешаются незримо со слезами на лице сего живого трупа. И жизнь порою кажется ему чредой из циклов агонии и временного облегчения, что за собой таит припадок новый, еще более томительный.
И вы воистину забавные создания, и так же весело нам с вашими играть сердцами. Вы рождены без цели и предназначенья, но вам дана способность чувствовать и мыслить, столь редкая меж всех живущих тварей. И что же вы? А вы всю свою краткую по меркам гроба жизнь предпочитаете расходовать на то, чтобы искать того, что вам начально не было дано, и чувствовать лишь боль, и думать лишь о ней. Неужто вам и правда не по силам смириться с той чертой, что вас прервет однажды под луной? И так ли на самом деле трудно жить без тех надуманных вещей, что вы зовете именами горьких чувств? Вы созданы для покорений, войн и торжества, и ради вкуса багровой крови на губах, ради убийств, насилия, вам приносящих исподволь блаженство, ради того, чтоб у других отнять, что им принадлежит, и сжечь дома, убить детей и обесчестить женщин. Вам это мило, разве нет? Вы этим живы наконец от скуки. Вы звери, всех страшнейшие на свете. Вы живы яствами различными, с изыском, вы счастливы в хмелю, в дыму от трав, на пике наслаждения вы в совокуплении друг с другом. Кто же мне скажет, в чем я здесь не прав?
Так пусть я буду вам спасеньем, и с тем же – карой за надругательство над замыслом природы. Коль не желаете вкушать вам разрешенные услады, извечно порываетесь шагнуть за недостижимые для вас пороги, я заберу и первое, и ко второму подобраться не позволю. Вам мука такого наказания послужит впредь уроком о том, что в мире должен быть порядок заведенный. И ваши неисчислимые восстания против естественного хода жизни и судьбы лишь приближают вашу смерть как вида. Вам разум дан был для того, чтоб насладиться простыми лишь вещами. А раз вы его пользуете для столь ненатуральных целей, то будет он повернут против вас самих. Хоть поначалу эти новые миры вам будут мниться неземною негой, обман так сладок, что ни мысли о побеге. Не отличить от яви вам мои дары, однако наяву вы обратитесь в порчу, что медленно сжирает все вокруг, и не познаете вовек ничего горше этой пытки, когда сознанье с воплем будет отходить под звуки разрывающегося в муках сердца.
Здесь все, и нечего добавить. Я лишь в прелюдии к истории позволил взглянуть на все глазами “зла”, чтобы вас потом в сетях из заблуждений не неволить.
Я опустил взгляд от потолка. Так, обращение сделано, теперь можно вернуться к насущным делам. Самым важным из них было суметь прикрепить свою голову обратно к телу – как в старых играх, где ты управляешь персонажем от неподвижной камеры где-нибудь в углу комнаты, а само управление инвертировано. Через минут десять после того, как Ворон нырнул в портал, я все же сумел справиться с этим квестом и поставил башку на обрубок шеи. Теперь все довольно быстро срастется, надо только поддерживать рукой.
Трое были мертвы – лежали на полу в крови, все израненные, бедняги. А вот четвертого не хватало, и это было очень неприятным обстоятельством – он единственный из них, кто что-то понимал и даже мог помешать. Наверняка уже начал. В стене зияет червоточина, ведущая в Выворот, в одном из его отражений. Долго не раздумывая, я вошел.
В этот раз он был лесом. В том месте, где я вышел, на земле лежал телефон – наверное, его выронил четвертый. Так, собраться. Что мне нужно? Я попал сюда намного быстрее, чем думал – большая удача, хоть и не в ту часть этого места, что мне больше всего нужна. Даже не пришлось охотиться за кровью этих мешков с мясом. Теперь… найти это гребаное озеро. Я найду озеро, убью хранителя, и кое-что подправлю, и тогда будет много веселья. Мы будем долго играть в разные веселые игры. Я буду играть, пока не заставлю одного из демиургов провести половину ритуала, а потом – я расскажу ему, кто виноват во всем, я расскажу ему, кто жизнь попортил, кого надо винить, кого нужно наказать. Самое забавное, оба демиурга – неосознавшиеся. Авель что-то подозревает, а вот второй парень вообще не понимает, где находится, не понимает, кто он. Это же надо было так обнюхиваться в своем мире, чтобы не отличать реальность от сна. Хотя за это я судить не могу. Скоро у всех будет такая замечательная способность. И вот когда торчок на виду у Авеля принесет жертву огню – останется всего один шаг, а что самое главное – теперь на это вообще не уйдет нисколько времени, и для разных любопытствующих личностей все случится просто в один миг. Время и пространство, детка! Блядь, это невыносимое чувство зловещего торжества темного наслаждения, будто ты подросток и остался дома один, наедине с баром отца, журналами с порнухой, и крепкими, как твой стояк, сигаретами. И тебя уже не остановить. Нужно только найти озеро. Хотя, смотрите-ка, похоже, отыскать его будет несложно – под землей словно пульсируют сквозь почву ручейки, питающие лес водами судеб. Я разрыл землю и добрался до одного из них – вода действительно темная и более густая, чем обычная, а на вкус… ну, как будто кто-то захуярил жидкое всесилие. Неплохо, тот тип с блокнотом не обманул.
Дальше все было просто. Я вышел к озеру, стал на середину, из глубины вылез хранитель и, не разобравшись, кто есть кто, начал бычить. Я выпил его досуха, и дремучие воды стали моими – вот так просто и быстро. Теперь я был волен делать с судьбами всех, кто в них попал, что захочу. Как удачно, что все нужные мне люди в определенный момент упали в чащу озера и унесли на себе его метку. Что вообще такое эти дремучие воды? Это в каком-то смысле место, в каком-то смысле время. Люди, связанные друг с другом, имеют свойство однажды увидеть их в любом случайном озере, пруде, луже, реке, да хоть в капле воды в умывальнике. Когда человек их видит, ему открывается… кое-что, и жизнь его необратимо меняется. К худшему, разумеется. Но, что куда важнее, меняется кое-что у человека в голове, и одно из таких изменений – появление бреши, в которую с легкостью проникают потусторонние субъекты вроде меня. Сквозь глупые исполненные пафоса сюжеты, сквозь плоских персонажей, сквозь их глупость и банальность, сквозь финалы и новые начала – я пройду сквозь все, и тогда последняя дверь откроется. Он долго прятался за этими дверями и образами, каждый раз примеряя новую маску, но погубит его гордыня – гордыня человека, вообразившего, будто может творить и разрушать миры, и это никак на нем не отразится. Глупость человека, который смотрит в зеркало с уверенностью, что его отражение не может ему ничего сделать. Человека, который не понимает, что на самом деле такое эти отражения. Не видит в себе роковых изменений. Он распыляется на идеи и образы, не замечая, что распыляет свою суть, теряя целостность. Архитектор бродит по своей нелепой башне и даже не задумывается, что башня может рухнуть.
