Это так же глупо и странно, как завершить выступление словами о том, что мой первый и единственный смысл – найти выход из этого лабиринта снов, проснуться и понять, кто я на самом деле”.
Вечер. Первый хороший вечер
Эта тревога в итоге все же нашла выход – и он сорвался в дальнее путешествие, стремясь исправить совершенные им ошибки. Однажды я зашел к нему в гости, в это уединенное убежище, где он прятался от прошлого, и не обнаружил хозяина дома. Лишь на столе в кабинете лежала короткая записка, в которой он с некоторым смущением объяснял причину своего исчезновения. Больше я о нем
ничего не слышал.
Документальный фильм “Жизнь и борьба Беспалова”
Я сидел, невидящим взглядом уставившись в огонь, и казалось, что языки пламени плясали уже не в камине, а у меня в голове.
Вот я и дочитал повесть, которую сам подложил под свою же дверь, которую сам же и написал. Память обо всем, что описывалось в тексте, навалилась на меня внезапно, и это было слишком сложно принять сразу. В мире, который я знал, в котором я жил до сегодняшнего дня, не могло быть такого – однако, оно все же имело место.
Да, наделал же я дел. Сколько всего наговорил. И ведь все – о себе, в конечном счете ведь только о себе, заботясь лишь о себе, думая лишь о себе, дорожа лишь собой. И если в ком-то и видел ценность, если питал чувства – то не оттого ли, что видел отражение себя? Такова суть мира, такова и моя история, использующая идеи и людей как декорации для пьесы о себе самом. Так кого я могу винить во всем произошедшем, как не себя самого?
И сколько же времени прошло с тех пор? Судя по датам и косвенным признакам, около года, но, черт возьми, почему мне неустанно казалось, что это было десятилетия назад? Неужели что-то еще может быть как прежде, и если может, что же для этого нужно сделать? Какие горы свернуть, какие расстояния пересечь, какому дьяволу продать душу за возвращение человечности, возвращение чувств?
Я вновь и вновь задавал себе эти вопросы, хотя знал, что ответов на них нет и не будет. Возможно, именно поэтому я и придумал так много странного – в надежде отыскать их самостоятельно, исторгнуть из себя. Но ничего так и не вышло, и внутри была лишь прежняя пустота, а воспоминания о том, что раньше все было как-то иначе – закупорены, заперты в вакууме, и на миг захотелось уничтожить эту не дающую мне покоя память, уничтожить все, что осталось хорошего, чтобы мир пришел в свое естественное и идеальное состояние выжженной волей и обращенной внутрь себя ненавистью пустыни.
Но разве я не пробовал уже сделать это? Разве не именно такое решение привело меня сюда, в этот дом, в это утро, которое все же нашло меня, догнало и оглушило хуком из прошлого? Похоже, бежать от себя действительно бесполезно, но как можно было верить, что удастся скрыться от врага, которого ты сам носишь в себе? Если действия не приносят результата, если бездействие ничего не упрощает и не облегчает, то все, что остается – действовать иначе. Бесконечно перебирать ключи, пока не найдешь нужный – или пока не умрешь от старости с бесполезной связкой в руках.
Решение пришло, в этом я не ошибся. Но теперь я не был уверен, что оно сработает, ведь не сработало ничего до этого. Только в сказках герой все же обязательно побеждает в конце, а мы живем если и в сказке, то в очень плохой и странной, из тех, что не принято рассказывать детям, что пугают и завораживают, когда слушаешь их у костра – вечером, в окружении темноты и гниющих листьев, наедине с человеком, которого видишь в первый раз; и так похож он на какого-то духа леса, что уже дорисовываешь в воображении корону из черных ветвей на его голове.
Я потушил огонь в камине, надел пальто, закинул на плечо дорожную сумку и у самой двери оглянулся на то, что казалось мне домом, пытаясь найти в себе сожаление. Не найдя ничего подобного, я удовлетворенно кивнул и ступил за порог.
Куда приведет меня эта дорога? Конечно, сперва она приведет меня на железнодорожную станцию, но что будет дальше? Куда мне идти, если нет ни карты, ни указателей, ни проводников?
Ответ я нашел, бросив взгляд на небо, удивительно чистое и безоблачное в эту ночь – казалось, что весь мрак, смог и чернота спустились с небес на землю, укрыв от человека посреди безграничного простора его дорогу. Я отчего-то улыбнулся – искренне и неподдельно, как не улыбался уже очень давно – и сделал первый шаг в эту клубящуюся темноту, пусть даже не зная, что в ней таится, и сколько лет мне придется идти, и дойду ли я вообще. Вскоре я скрылся в черном тумане ночи, и звуки моих шагов затихли, оставив после себя лишь звенящую тишину.
А в небе все так же сияла М.К.Б.Э. – звезда из невероятно далекого скопления, ставшая когда-то для меня путеводной и все еще занимающая свое место на небосводе.
Если я в чем-то и был уверен, так это в том, что буду идти, пока вижу ее негасимый свет – неважно, куда и как долго, ведь, каким бы ужасным все вокруг ни было, я никогда не перестану верить в чудо.
Послесловие. Весть о свободе
Любой выбор может делать только тот, кто будет в ответе за его последствия, какими бы они ни были. И чем менее они предсказуемы, чем они масштабнее, чем больше людей затронут – в любых аспектах, даже непрослеживаемых, неочевидных, косвенных, долгосрочных – тем большей должна быть степень контроля над этим выбором со стороны каждого потенциально затронутого субъекта, и меньшей – степень свободы того, кто выбор непосредственно делает.
Огюст Финезский, “Анатомия власти”
В большом помещении, которое эти чудилы использовали в качестве зала ожидания, склада и комнаты отдыха, нас было двое. Другой – тип в сером костюме, с отсутствующим видом занимающий второе кресло в комнате. Он смотрел в блокнот, который держал на коленях и, наверное, читал. Сложно было сказать точно, потому что глаза его не двигались. Иногда он делал в блокноте короткие пометки. Этот человек казался мне довольно странным на фоне общего тона происходящего – он был будто бы нездешний, что-то вроде судьи на матче или офисника на обеде в пабе, фоном и вполуха слушающего телевизор над барной стойкой, готовящегося по завершении литра лагера и легкого гарнира вернуться в свой родной офис. В комнате стоял бильярдный стол, но я был совершенно уверен, что этот тип не согласится сыграть партию, чтобы скрасить ожидание. Скорее всего, он даже не обратит на меня внимания, предложи я ему это.
Так что мне оставалось лишь сидеть и размышлять. Впрочем, в последнее время я в основном активно действовал, и мне довольно редко выпадала возможность подумать о подоплеке своих действий. Почти все приготовления были сделаны, и оставалось лишь несколько последних шагов к исполнению плана. Только что я потерпел досадную неудачу – потерял свою зверушку и отпустил одного из сопляков живым. Где его теперь искать? Остается рассчитывать на моего нового помощника. Помог с ритуалом – ступил на скользкую дорожку, и теперь его будет куда проще убедить в том, что бывшего друга нужно найти и убить. Но с ритуалом получилось, конечно, не так гладко, как я рассчитывал. Чертов наркоман ломался три дня, наверное, всю свою жизнь прокручивал, обдумывал. Как же он боялся, что я его обману. И все же рациональность победила, и он сделал свою половину дела – впрочем, он был уверен, что у меня уже есть вторая половина, но блеф оправдался. Со второй не будет сложнее, привычная схема – потеря, шок, боль, гнев, тучи сгущаются, Авель идет на поводу у своих эмоций, и я переношу все это обратно на текущий цикл, к наркоману, и две части ключа соединяются. А уж то обстоятельство, что на меня вышли эти оригиналы с татуировками, и что мы довольно быстро сошлись во мнениях, и что благодаря невероятно удачному стечению обстоятельств они даже вызвались помочь мне в организации всей заварушки и доставке в нужное место Авеля, весьма радовало и упрощало задачу. Хотя это и показалось мне весьма подозрительным со стороны актеров театра, который я намеревался спалить дотла, можно было считать, что я в этом спектакле тоже своего рода актер, которому досталась роль шаблонного антагониста.
